Ленька Охнарь (ред. 1969 года)
Шрифт:
— Откуда идешь? — спросил он ее самым невинным тоном. — Со свидания?
Он знал, что Дина старалась обратить на себя внимание парней, но за ней никто «не ударял». Она со свойственным ей чутьем отлично это поняла.
— Есть ли время, Леня? Экзамены. Притом, милый, во всех романах рыцари поклоняются только красоте. Красоту ж они видят ту, которая лежит сверху... которую можно рукой пощупать. Для того же, чтобы рассмотреть красоту внутреннюю, рыцарям кроме храбрости еще надо кое-что иметь... а этого-то им, очевидно, и недостает.
И, улыбнувшись самым дружеским образом, Дина пошла в девичью аудиторию. Осокин проглотил прозрачный намек, вновь стал смотреть в окно, терзаясь,
В одиннадцатом часу к нему подошла Муся Елина.
— Зря, наверно, ждешь, Леня. Задержалась Алка.
— Ей ведь деньги нужны.
— Кому они не нужны, — уклончиво ответила Муся и полуприкрыла глаза пухлыми веками.
Леонид молчал, всем своим видом показывая, что ждет ее совета. Муся тоже стала смотреть в окно на темный, светящийся главами колодец двора.
Во всяком случае, Алка выкрутится с деньгами. Смотри не опоздай на фабрику. — Внезапно поэтесса выпалила скороговоркой: — Не беспокойся, есть такие, что ей помогут. И с рабфаком помогут.
И, загадочно улыбнувшись, Муся скрылась в аудитории.
Леонида словно толкнули в прорубь. Он торопливо, чуть не бегом покинул коридор.
На кондитерскую фабрику он отправился с Иваном и Колей Мозольковым. И в трамвае, и потом, когда они шли по бульвару, Леонид без конца говорил, смеялся. И вдруг замолкал, опущенные углы рта застывали. Значит, Алка его обманывает? Как иначе понять слова Муськи Елиной? Неужели она с Курзенковым?.. Илья как-то хвалился, что всегда может достать билеты в театр Вахтангова, в Малый: не туда ли повел? Кто же еще другой может выручить Алку деньгами и помочь с рабфаком?.. А что, если та самая родственница на Соколе, к которой она сейчас поехала?
До каких же пор он будет томиться в неизвестности? Завтра непременно вызовет Алку и объяснится. Если да — так да; если нет — так нет. Чего канителиться?
Три ночи Осокин и Шатков упаковывали ящики с печеньем на фабрике «Большевик», подтягивали их крюками к лифту. По каменному полу проходной двигались они полусонные, зато сытые до отрыжки.
XI
Здание рабфака искусств взбудоражилось: начались экзамены. Как переменились еще недавно пустые коридоры, аудитории! От былого беспорядка, грязи, разведенной ремонтом, и следа не осталось. Все блестело, сияло чистотой, гудело от голосов. Везде оживленными группами стояла приодетая, взволнованная молодежь, шли разговоры — какие темы задают, когда письменный экзамен, когда устный. Сквозь эту толпу со значительным видом, деликатно сторонясь встречных, проходили экзаменаторы, застегнутые на все пуговицы, среди новичков непременно кто-нибудь знал их, шепотом пояснял: это такой-то, будет спрашивать по такому-то предмету, — и все оглядывались на педагога с почтительным трепетом. Снисходительно посасывая дешевые папироски, важно слонялись второкурсники, совсем забыв, что еще только в прошлом году они так же волновались и с завистью и почтением взирали на «старичков»,
Сколько, однако, народищу нахлынуло в рабфак — и поступающих, и экзаменаторов, и членов приемочной комиссии, и разных представителей.
Первый экзамен у «художников» был по русскому языку.
Преподаватель, пухлый, с зоркими глазами, выглядывавшими из морщинистых век, почти без бровей, медленно продиктовал длиннейший абзац из «Страшной мести» Гоголя, начинавшийся знаменитой фразой: «Чуден Днепр при тихой погоде...»
Правописание всегда было слабым местом Леонида: сложные предложения, суффиксы, наречия, точки с запятыми являлись для него не меньшими препятствиями, чем грозный Ненасытец и другие днепровские пороги, преграждавшие путь для запорожцев к знаменитому острову Хортица.
Леонид заметил, что на задних столиках гуляет шпаргалка. Прибегать к ее помощи он не захотел и, стараясь не волноваться, написал диктант самостоятельно.
Экзамена по рисованию не было: его заменила проверка привезенных картин, этюдов. Но Леониду в тот же день стало известно то, что сказал видный художник о двух представленных им работах:
— Заметных способностей у Осокина не вижу. Кое-какие навыки есть... самые элементарные, ученические. В общем, надо много работать. Но... если уж такое большое желание — пусть попробует.
Этот отзыв был для Леонида, как удар под ложечку. «Заметных способностей нет. Навыки элементарные». Не зря, выходит, после Третьяковки он усомнился в своем таланте. Теперь он знал, что Серов свою «Девочку с персиками» написал в двадцать два года: вот как рано проявляют себя гении! Но у кого в Основе он мог перенять хороший штрих, видение цвета? Посмотрите, как он начнет работать и рисовальном классе, — и способности заметите.
Ладно, все-таки «удочка» — тройка. Теперь бы выдержать последний экзамен.
За это время Аллу Отморскую он увидел только мельком, издали с ней поздоровался. Она была очень нарядна, несколько бледна, глаза блестели, и это ей удивительно шло. «Вдруг подойдет? — с замиранием сердца думал Леонид.
— Если я ей дорог — подойдет». Леонид понимал нелепость своего желания: экзамены, до него ли ей? Последние четыре дня она с Мусей пропадала у московской подруги, в библиотеках, переписывала какие-то конспекты. Алла слабо улыбнулась ему и прошла мимо, о чем-то оживленно разговаривая с незнакомой ему девушкой.
Видел он несколько раз, и тоже мельком, Илью Курзенкова. Сияя бритыми щеками, модной прищепкой на галстуке, свежестью рубахи, он сопровождал то директора Краба, то известного актера, члена экзаменационной комиссии, озабоченно проносился из канцелярии в аудиторию — и всюду был вхож, везде был своим человеком. Его всегда окружали и вновь поступающие, и «старички» — студенты рабфака: кого он благосклонно и обнадеживающе похлопывал по плечу, перед кем разводил руками.
С Аллой Осокин встретился случайно в столовой: она доедала рагу и первая его окликнула. Леонид пересел за ее столик. Напротив, обжигаясь, пил кофе бородатый мужчина с клоком волос над сильно полысевшим лбом, все время косивший глаза в раскрытый журнал, и разговор при нем не вязался. «Почему ты обедаешь одна? » — спросил Леонид. «Девчонки только что убежали». Он был сильно голоден, но есть борщ не стал и лишь наспех проглотил котлетку с макаронами, чтобы вместе с Аллой выйти из столовой.
Медленно пошли по бульвару, держась в тени лип. У обоих выдалось свободное время, и Осокин и Отморская, не сговариваясь, решили не торопиться на рабфак.
— Как твои экзамены? — спросила она.
— Вроде по русской письменной не засыпался.
— Я опасаюсь за историю.
Поведение Аллы удивило Леонида, как удивило оно его и на другой день после внезапного открытия, что у нее — дочка. Леонид считал, что она смутится и сразу объяснит, почему в тот злополучный вечер отказалась посмотреть с ним фильм, а пошла с Курзенковым (куда пошла?). В сотый раз убедился он, что совсем не знает женщин. Видимо, у них иная психология, иные повадки, чем у тех девчонок, с которыми он раньше был знаком. Держалась Алла так, словно никакая тень ни на одну секунду не омрачала их отношений. Тот же игривый, временами вдруг ускользающий взгляд, тот же легкий, изящный наклон головы вправо, те же веселые, певучие нотки в голосе.