Лепесток за лепестком
Шрифт:
Агесандр снова зажмурился.
– Хорошо, хорошо… тепло… – прошептал он и затих. Потом услышал, как открылась и закрылась дверь.
– Доктор, – сказал он, не поднимая век. – Пожалуйста, не надо делать операцию. Мне уже лучше, мне так хорошо…
– Меня зовут Кон Формен, – прозвучал грубый, колючий голос.
Юноша вздрогнул, очнулся. Высокий человек стоял перед ним и смотрел прямо в лицо. Впервые осознанный взгляд был направлен в глаза Агесандру. Он похолодел и втянул голову в плечи.
– Я
– Можно.
Человек опустился в кресло.
– Меня зовут Кон Формен, – повторил он. – Доктор Фальк приказал мне поговорить с тобой.
– Приказал поговорить? О чем? – Агесандр освободился от замешательства первых секунд и почувствовал раздражение. – Мне надоели разговоры. Я хочу спать.
– Понимаю, – сказал Формен. – Я ненадолго, всего пять минут.
– В таком случае потрудитесь не смотреть в мою сторону.
– Ладно, не буду смотреть, – согласился Формен и опустил глаза в пол. – Я стану говорить, а ты слушай внимательно.
– Я слушаю. Только быстрей, и уходите.
Не поднимая глаз, Кон Формен медленно провел по лбу широкой ладонью, как бы проверяя порядок своих будущих слов.
Агесандр повернулся лицом к солнцу. Он пожалел о том, что непрошеный гость помешает насладиться минутой, когда солнце с головой опустится в море.
– Я очевидец, – начал Формен. – Шесть лет назад со мной случилась та же беда, что и с тобой.
– Беда?
– Молчи и слушай… Точно так же я лежал в этой комнате и смотрел в это же окно. И солнце было точно такое же, и море…
Формен сделал долгую паузу. И вновь заговорил, но быстрее, словно боясь не успеть.
– И я решил остаться очевидцем. Ты меня поймешь. Я полагал, что буду счастлив, потому что увижу мир, а не только услышу его звуки и запахи… Закон Общества запрещает видеть, Всеобщая Конституция Великой Тьмы предусматривает операцию искусственного ослепления прозревших, чтобы они снова стали слепыми, как все нормальные люди…
– Все это я прекрасно знаю и без тебя! – не выдержал Агесандр. – Зачем ты пришел?
– Не перебивай, – ответил гость. – Я продолжаю.
– Нельзя ли короче?
– Итак, от операции я отказался. И должен был покинуть Общество. В день изгнания меня заклеймили проклятием и облили грязью. Не знаю, как вынес я эту пытку… – Он снова надолго умолк.
С нарастающим раздражением Агесандр вытерпел эту долгую паузу. Когда он был готов крикнуть в лицо неприятному гостю что-нибудь оскорбительное и решительно прогнать его, тот заговорил:
– Я шел по зеленой траве и улыбался. Далеко впереди стояли высокие горы, сейчас из окна ты их не увидишь, они с другой стороны. Не помню, сколько дней я шел к ним. Я питался растениями, сбил ноги в кровь…
– Перестань, – сказал Агесандр и посмотрел на гостя со всей злостью, на какую был способен. – Знаю, к чему ты клонишь. Ты был в изгнании, а теперь снова здесь – значит, скоро ты скажешь, что разочаровался в своем очевидении. Плевать мне на это! Тебе не удастся меня одурачить… Говори поскорее все, что ты должен сказать. Только без лирики. И уходи.
– Ну хорошо. – Формен кивнул. – Тогда скажу самое главное. Слушай… В горах я встретил людей, таких же, как я, очевидцев. Они приняли меня спокойно, показали место у костра… Это был мой самый счастливый день. Мы смотрели друг другу в глаза и разговаривали.
– Почему же сейчас ты не с ними?
– Не перебивай, это долгая история. Если хочешь, расскажу все подробности.
– Я не желаю слушать твои подробности!
– Ну хорошо, ладно. Не кричи на меня…
Кон Формен еще ниже склонил голову и проговорил еле слышно:
– Они погибли.
– Погибли? – Агесандр привстал в постели. – Но почему?
Формен отвечал еле слышно, не поднимая глаз:
– Дело в том, что солнце… Они ему поклонялись как богу.
Солнце было для них… символом совершенства, красоты…
– Что такое «красоты»?
– Красота? Это такое слово, они придумали его для обозначения всего, что им представляется совершенным. Всего, что приятно для глаз… как бы тебе объяснить… Они еще много слов придумали, которых ты не поймешь.
– Скажи, скажи мне их!
Кон Формен посмотрел сквозь окно. Уже наступали сумерки, солнце зашло. Зеркало моря еще держало в себе немного жаркого цвета.
– Смотри, – сказал Формен. – Вон там синее небо над морем.
– Что над морем? – не понял Агесандр.
– Высокий воздух над морем – это небо. Оно синее, это такой цвет. Цвет, понимаешь? У моря другой цвет, золотистый, и оранжевые полосы. И еще немного красных и желтых пятен… Пятно – это сгусток цвета.
– Сгусток цвета… – тихо повторил Агесандр. Он примолк, потом сказал с нетерпением. – Назови цвет дерева!
– Зеленый. Этого цвета очень много в горах, где живут… – голос гостя дрогнул, – где жили эти люди.
Агесандр вцепился глазами ему в лицо и долго молчал, прежде чем сказать наконец:
– Почему они погибли?
– По глупости. Они поднялись на высокую гору, чтобы стать как можно ближе к солнцу… И солнце сожгло их.
– Сожгло? – прищуриваясь, переспросил Агесандр.
– Да, – повторил Формен. – Сожгло солнце. Они сгорели в его лучах.
– А ты? – Агесандр еще больше сощурился. – Почему не сгорел вместе с ними?
– Потому что меня там не было. Я не пошел с ними на эту проклятую гору. – Формен заговорил торопливо, с каким-то неудовольствием. – Они оставили меня внизу. Сторожить вещи.