Лепесток за лепестком

Антология

Антракт

Антракт. Гримерка. Подправить макияж.ТипажИз года в год все тот же – травести.В честиУ режиссера и труппы.Как глупо —Не прима. Даже Коломбина —Мимо.Девчонка. Рыжие косицы и банты…А тыСчитаешь от аванса до получки деньгиИ делишьРубли на дни. На выдохи и вдохи.ЛохмотьяНеисполненных желаний, несыгранных ролейДля королейПерешиваешь

в штучки «от кутюр».ГламурВполне, изысканна и модна.БомондуКажешься удачливой и близкой,Актриска.Ни в дом, ни в душу не пускаешь никого,А тоЕще узнают правду и поймут,Что тут,Среди руин разрушенной мечты, —ЦветыИз снов, исполненных надежды.НевеждыДумают: «Забавная левретка!»И «детка»Говорят тебе. ХохочешьИ хочешь,Чтобы провалился этот свет,БанкетИ эти маски, что вокруг шныряют.РоняютРозы из букетов лепестки.ТоскиГорчинка оттенит вино.ДавноНе плакала. Оплакано. Почти забыто.БитваПроиграна, но не закончена война.Одна.Звенит звонок. Быстрей припудрить носОт слез.– Твой выход, Рыжая!..

Загнанно (тварь)

располовинив себя между здесь и тамвыскочит глазом кося очумелый зверьрыжая тварь получившая по мордамвыхаркнет матерно зубы своих потерьдраным хвостом заметая надежды следчерез поля долетит до лесов границкружится над головой прошлогодний снеглипнет на мокрые стрелы ее ресницщелкнет вослед капкан возведенный в законшубу бы бабе причмокнет мечтая дедрасполовинив себя между ты и онзагнанно дышит тварь в суете сует

Суетится шальная надежда

Я попала в просак [3] .Все веревочка вьется и вьется —Из моих ожиданий, желаний, из прочей пеньки…Время влито в винил баритоном забытого Отса,И роняют, роняют цветы на песок лепестки.Время влито в гранит стрекозы слюдяными следами,Что пропела в полете и канула камнем ко дну.Облетела листва в золотисто-багряном дурмане,Доезжачий-ноябрь на последние листья порскнул.Облетела листва, обнажая нажитые годы,Нажитого не жаль обменять на доверчивость грез.Но куда ни гляди, у причалов мои пароходы,И, ржавея, печально в тупик укатил паровоз.Но, куда ни гляди, суетится шальная надежда,Подтолкнув под бока утомленных печальных сестер.Я попала в просак.Это значит, что все, как и прежде, —Монологов моих полыхает багряный костер.

3

Просаком в старину назвали станок для кручения веревок (Е.А. Иванова. Русский язык и культура речи. Учебное пособие под ред. Н.И. Черновой).

Поэтка

Тряпку прополоскать, отжать, на швабру надеть – шурух-шурух по полу.

А че такого-то? Думаете, раз поэтка – так шелк-шифон, шляпы-ленты, каблуки-перчатки? Перчатки – они есть, да не те, ажурные, или тонкой кожи, а резиновые. Иначе пока с водой да с химией возишься – потом никаким кремом не спасешься, руки не восстановишь.

Шурух-шурух – поэтка, поэтка… Разве бывают поэтки-уборщицы? Хотя поэтки – они какие только не бывают! Кто-то – тетка со шваброй, а я вот одну знаю – самую настоящую-пренастоящую поэтку, так она вообще баба с веслом!

Это просто все ждут, что поэтки сродни феечкам. Этакие…

В хрустальных туфельках тридцать второго размера. А если у нее чуни на десять размеров больше, то от этого она что, уже не поэтка? Или максимум – андеграунд? В смысле, дитя подземелий, нимфа подвалов? Вы наши подвалы видели? Арочно, кафельно-мозаично, светло, тепло… Можно, конечно, наоборот – чердачно. Голуби курлычут, ветра музицируют, облака плывут, словно парусники. Сплошной мейнстрим. А поэтки, они всегда – мимо. Их нигде не ждут – ни в андергаунде, ни в мейнстриме. Ибо все места расписаны еще «до» и вперед «на». И локонов золотых нет. Есть что-то напоминающее гнездо.

Чье гнездо? А фиг его разберет. Может, воронье, а может, хомячковое. Пух да перья врастопырку. Платочком повязалась – вот и ладно, уже красавица. И, скажите на милость, куда носить эти платья? Да-да, вот эти: черное со шлейфом, красное с декольте до копчика, зеленое с брабантскими кружевами? Полы в них как мыть, спрашиваю? Шурух-шурух, прополоскать, отжать…

Врут всё люди. Что врут? А всё врут. Про поэток. Нет, наверное, есть и такие: утром проснется в спальне, залитой солнечным светом, откушает кофе и круассаны с видом на Эйфелеву башню, потом прогуляется по Монмартру, надышится-напитается, так сказать, высоким – и за перо – творить! Отчего ж не творить-то, когда вокруг сплошная богема!

А ты попробуй вот так: ни свет, ни заря – дзень-дзень-дзень – будильник колошматится. Ноги с кровати в шлепки – топ-топ – ванна – в зеркало не смотреть. Кофе варить некогда – порошочек «три в одном» кипяточком залить – размешать – проглотить. Одеться-закутаться. Здрасьте – дворнику. По потемкам – по гололеду – ввинтиться в тепло-удушливое метро, в сонно-жужжащую толпу.

Сверзиться на эскалаторе в подземелье. Занять выверенное годами место на перроне – точно посередине створок двери в вагон. Влететь – плюхнуться – уф. Сорок минут. Воет, тыгдымит – с промежутками на остановки. Спи, деточка, спи, маленькая.

А ежели не спится – то можно стишок сваять. Пока ваяешь – начало забудешь. Голова дырявая – ну да ничего, для этого в сумке есть блокнот и карандаш. Почему карандаш? А вы на автобусной остановке, при минус хотя бы 10, когда сумочка насквозь промерзла, попробуйте шариковой или гелевой написать. Хоть буковку. Что – не пишет? То-то, а целый стих? Ну, может, не целый, катрен там, или хотя бы одну строчку…

Кто говорит, что далеко от дома работать плохо, дорога долгая? Очень даже неплохо. Туда – стишок, оттуда – стишок.

А если при швабромахании на всякую ерунду не отвлекаться, то это ж сколько стишков-то в день будет?

Это вам не в модном салоне покупательниц окучивать, не роллы-суши крутить на потоке. Да, что ни говори – везде он, стервя-чий взгляд начальников. Здесь-то много ли насмотришь?

Шурух-шурух, прополоскать, отжать, шурух-шурух…

Это я на полставки здесь шурухаю. Вот закончу полы мыть, халат черный сниму – белый надену.

Заждались? А вот и я! Фея. Кому чего надобно, говорите. Подушку поправить. Чаю налить. Телефон на зарядку положить. Судно вынести. Ага, такое, настоящее, эмалированное судно. Ну нет у нас казенных памперсов! Только если кто со своими. А так – судно.

Вещь, причем вещь вечная. Вроде пирамидона. Что, не знаете такого? Правильно, теперь на упаковке пишут: «амидопирин». А его хоть как обзови – не зря ж говорят, что «доктора еще до Рождества Христова солдат пирамидоном кормили» [4] .

Обед скоро привезут. Кому совсем никак – того покормить.

У меня таких двое. Они по очереди кушают. Нынче один первый, завтра – второй. Это чтобы не обидно было, что кто-то горячее ест, а кто-то – подостывшее.

Это я – подостывшая. Выгорело все. И угли едва теплятся.

4

Л. Пантелеев «Пакет».