Лермонтов: воспоминания, письма, дневники

Щеголев Павел Елисеевич

Лермонтов меня уверяет очень серьезно, что только три свидания с обожаемой женщиной ценны: первое для самого себя, второе для удовлетворения любимой женщины, а третье для света. «Чтобы разгласили, не правда ли», — сказала я и от всей души рассмеялась; но, не желая с ним встретиться в третий раз, я его попросила дать мне свой автограф на прощанье. «Да я уже с вами вижусь в шестой раз. Фатальный срок уже миновал. Я ваш навсегда».

А Тет-Бу, пожалуй, в самом деле отправится на своей яхте в погоню за Лермонтовым. Вот комедия.

Мне жаль Лермонтова: он дурно кончит. Он не для России рожден. Его предок вышел из свободной Англии со своей дружиной при деде Петра Великого. А Лермонтов великий поэт.

[Оммер де Гелль. Из письма к подруге в переводе кн. П. П. Вяземского. «Русский Архив», 1887 г., т. III, кн. 9, стр. 131–133]

Лермонтов сидит у меня в комнате в Мисхоре, принадлежащем Ольге Нарышкиной, и поправляет свои стихи. Я ему сказала, что он в них должен непременно упомянуть места, сделавшиеся нам дорогими. Я между тем пишу мое письмо к тебе.

Как я к нему привязалась. Мы так могли быть счастливы вместе! Не подумай чего дурного; у тебя на этот счет большой запас воображения. Между нами все чисто. Мы оба поэты.

Я сговорилась идти гулять в Симеиз и застала его спящим непробудным сном под березой. Вот вся канва, по которой он вышивал.

[Оммер де Гелль. Из письма к подруге в переводе кн. П. П. Вяземского. «Русский Архив», 1887 г., т. III, кн. 9, стр. 134]

Г-ЖЕ ОММЕР ДЕ ГЕЛЛЬ [468] Под сенью высохшей березы,Чью зелень разметали грозыДавно исчезнувшей весны,Сажусь, усталый, у дорогиИ долго слушаю в тревогеВеликий голос тишины.Вдали, я вижу, тень белеет,Живая тень все ближе веетБлагоуханьем и теплом.Она скользит проворным шагом,И вдруг взметнулась за оврагомИ тонет в сумраке ночном.То пыль дорожная крутится,То стая мертвых листьев мчится;То ветра теплая струяПахнула смутным дуновеньем;То проскользнула по каменьямС волнистым шелестом змея.Измучен призраком надежды,В густой траве смежаю веждыИ забываюсь, одинок,Но вдруг развеян сон унылый:Я слышу рядом голос милый,Прикосновенье милых ног.

468

Вот это стихотворение в подлиннике:

A MADAME HOMMAIRE DE HELL

Pr`es d'un bouleau qui balance

Son tronc dess'ech'e et luisant,

Tout d'enud'e par les vents d'autan,

Je m'assois, fatigu'e, sur la route.

Attentif, longuement, j''ecoute

La grande voix du silence.

De loin je vois blanchir une ombre,

Une ombre qui vient doucement,

Son ti`ede parfum distillant.

Elle vient `a moi en courant;

Puis disparait subitement,

Et se perd dans la nuit sombre.

C'est la poussi`ere qui poudroie,

Un tas de feuilles, qui tournoie;

La chaude bouffee qu'exhalait

Le vent parfum'e de la nuit,

En s'avancant `a petit bruit,

Un serpent glissait sur les galets.

Rempli d'une am`ere tristesse,

Je me couche dans l'herbe 'epaisse.

Las d'attendre, je m'endors soudain.

Tout `a coup, tremblant, je m''eveille.

Sa voix me parlait `a l'oreille,

Son pied effleurait le mien.

Mischor. 28 Octobre 1840.

[Французское стихотворение Лермонтова в переводе М. Лозинского. Сушкова, стр. 414–415]

[Шхуна «Юлия», 5 ноября 1840 [469] ]

Тет-Бу доставил нас на своей яхте «Юлия» в Балаклаву. Вход в Балаклаву изумителен. Ты прямо идешь на скалу, и скала раздвигается, чтобы тебя пропустить, и ты продолжаешь путь между двух раздвинутых скал. Тет-Бу показал себя опытным моряком.

Он поместил меня в Мисхоре, на даче Нарышкиной. Но на суше ему не совсем удалось, как ты скоро увидишь. Мисхор несравненно лучше Алупки со всеми ее царскими затеями. Здесь роскошь скрывается под щеголеватой деревенской простотой. Я уже была готова увенчать его пламя; но приехал Лермонтов и, как бурный поток, увлек все венки, которые я готовила бедному Тет-Бу. Это выходило немного из моих расчетов; но я была так счастлива! Поездка в Кучук-Ламбад была решительным кризисом.

469

Дата по новому стилю. В переводе на старый — 24 октября. Хронология писем Оммер де Гелль, как это ни странно, не совпадает с текстом ее «Путешествий». Это несоответствие, а также ряд других вопросов Лермонтовской биографии, находящихся в связи с Оммер де Гелль, требует специального расследования.

Я уговорила г. де Гелль, ложась спать, чтобы он сходил на другой день посмотреть на ялтинском рейде, что там происходит. Я приказала моей девушке съездить в ту же ночь в моей коляске, которая тут же стояла у подъезда, в Ялту, и проведать Лермонтова. Она вернулась к утру и сказала мне, что он будет около полудня. У меня была задняя мысль, что Лермонтов еще не уехал в Петербург и будет у меня со своими объяснениями, все же, что ни говори, возмутительного поступка в Кучук-Ламбаде; я ожидаю его и готовлюсь простить его шалость.

[Оммер де Гелль. Из письма к подруге от 5 ноября 1840 г. в переводе кн. П. П. Вяземского. «Русский Архив», 1887 г., т. III, кн. 9, стр. 136]

Лермонтов мне объяснил свою вчерашнюю выходку. Ему вдруг сделалось противно видеть меня, садящуюся между генералом Бороздиным и Тет-Бу-де-Мариньи. Ему стало невыносимо скучно, что я буду сидеть за обедом вдали от него. Он не мог выносить притворных ласк этого приторного франта времен Реставрации.

Я сильно упрекнула его в раздражительности, в нетерпении. — «Что же мы должны делать при всем гнете, который тяготит на нас ежеминутно? Разве много один час потерпеть? Вы не великодушны».

У него такое поэтическое воображение, что он все это видел в бильярдном павильоне, когда мы там были вдвоем, и выпрыгнул в окно, увидав своего Венецианского Мавра. Его объяснение очень мило, сознайся; я его слушала и задыхалась.

Он, вообрази себе, так ревнив, что становится смешно, если бы не было так жаль его.

[Оммер де Гелль. Из письма к подруге от 5 ноября 1840 г. в переводе кн. П. П. Вяземского. «Русский Архив», 1887 г. кн. 9, стр. 138]

Лермонтов торопится в Петербург и ужасно боится, чтобы не узнали там, что он заезжал в Ялту. Его карьера может пострадать. [470] Графиня В[оронцова] ему обещала об этом в Петербург не писать ни полслова. Не говори об этом с Пропером Барант: [471] он сейчас напишет в Петербург, и опять пойдут сплетни. Он может быть даже вынужден будет сюда приехать, потому что дуэль еще не кончена. Выстрел остался за Лермонтовым; он это сказал перед судом и здесь повторяет во всеуслышание ту же песнь. Я это тебе все рассказываю, и мне в мысли только теперь пришло, что Лермонтов, его поэтический талант, все это для тебя то же самое, что говорить тебе о белом волке.

470

Лермонтов, по-видимому, мотивировал свою отлучку с Кавказа необходимостью ехать в Петербург и боялся, что эта уловка откроется и вызовет неприятности.

471

Отец Эрнеста Баранта — противника Лермонтова на последней дуэли.

[Оммер де Гелль. Из письма к подруге от 5 ноября 1840 г. в переводе кн. П. П. Вяземского, «Русский Архив», 1887 г., т. III, кн. 9, стр. 139]

…Мне ужасно жаль моего поэта. Ему не сдобровать. Он так и просится на истории. А я целых две пушки везу его врагам. [472] Если одна из них убьет его наповал, я тут же сойду с ума. Ты наверное понимаешь, что такого человека любить можно, но не должно, скажешь ты. Ты, может быть, и права. Я, как утка, плаваю в воде, а выйду, отряхнусь, мне и солнца не нужно. Я вижу твое негодование. Ты ужасно добродетельна, но я лицемерить не люблю.

472

Русские береговые власти, по-видимому, справедливо подозревали, что голландский генеральный консул Тет-Бу-де-Мариньи, прикрываясь привилегиями своего и английского консульства, отправлял оружие и порох враждебным России горским племенам на своей шхуне «Юлия», на которой Оммер де Гелль с мужем совершала в это время путешествие вдоль берегов Крыма.

[Оммер де Гелль. Из письма к подруге от 5 ноября 1840 г. в переводе кн. П. П. Вяземского. «Русский Архив», 1887 г., т. III, кн. 9. стр. 140]

27 октября

Отряд выступил из лагеря при крепости Грозной по направлению к деревне Алде…

Подходя к деревне Алде, передовые казаки заметили, что жители этой деревни, встревоженные нечаянным появлением отряда, угоняют скот и, переводя его на левую сторону речки Гойты, следуют с ним в лес, покрывающий левый берег. Тотчас послана была за ними в погоню вся кавалерия, под командою полковника князя Голицына, [473] которая, нагнав неприятеля, напала на него и отбила до 700 штук рогатого скота и более 1200 овец.

473

В этом отряде находился Лермонтов, только что вернувшийся из Крыма. Он «первый открыл отступление хищников из аула Алды и при отбитии у них скота принимал деятельное участие, врываясь с командою в чащу леса…» (см. наградной список, помещенный ниже).

Между тем на помощь к алдинским жителям собрались чеченцы из окрестных хуторов и начали выходить из леса, чтобы отбить захваченный у них скот. Тогда переведен был на левый берег речки Гойты авангард, состоявший из двух баталионов Кабардинского полка, под командою генерал-майора Лабынцова, который вступил в дело и после довольно продолжительной перестрелки принудил неприятеля оставить опушку и удалиться в лес. Потери с нашей стороны не было.

Отряд расположился в деревне Алде для ночлега. Из отбитой баранты отправлено в крепость Грозную, под прикрытием одного баталиона Куринского полка, 650 штук рогатого скота и 800 баранов, для вознаграждения потерь, понесенных казаками станиц Луковской и Калиновской, у которых часть скота угната была хищниками в нынешнем году; остальные розданы войскам отряда на порции. Баталион в ночь возвратился к отряду.