Лес за пределами мира
Шрифт:
Как показалось Уолтеру, сына короля ошеломили ее слова; он ничего не ответил, поднялся с земли и медленно направился к дому. Хозяйка некоторое время лежала, потом тоже встала; но она пошла не прямо к дому, а к деревьям, поодаль от него, и потому Уолтер смог вернуться к себе незамеченным.
Он был смущен и дух его находился в смятении; в то же время, он слышал их разговоры, видел их коварство и злобу, и гнев вскипал в его сердце. Тем не менее, говорил он себе, не следует ничего предпринимать, ибо он был связан по рукам и ногам словом, данном им прекрасной служанке.
Глава XIII:
На следующий день он проснулся до рассвета, угнетенным, с тяжелым сердцем, не ожидая от сегодняшнего дня ничего отличного от предыдущих четырех дней. Тем не менее, он встал; а когда спустился в зал, то увидел хозяйку, сидевшую на высоком троне в полном одиночестве, одетую в белое платье; она повернула голову, заслышав его шаги, приветливо взглянула на него и сказала:
– Подойди ко мне, гость.
Он приблизился и остановился, она продолжала:
– Хотя ты не был встречен здесь ни с достаточным радушием, ни с почестями, тем не менее, в твоем сердце не появилось желания покинуть нас; это хорошо, что ты не пытался уйти отсюда, потому что тебе не удалось бы это сделать без нашей помощи и позволения. Благодарю тебя, что, находясь под нашим кровом четыре дня, имея тяжесть на сердце, ты, тем не менее, не жаловался. Я не могу поверить в твое низкое происхождение; ты хорошо сложен, у тебя стройное тело, твой взгляд ясен, ты кажешься отважным юношей. А потому я хочу спросить тебя: готов ли ты оказать мне услугу, отплатив тем самым за мое гостеприимство?
Уолтер отвечал ей, поначалу несколько запинаясь, настолько поразительны были произошедшие с ней изменения, ибо теперь она говорила с ним доброжелательно, голос ее был подобен голосу мудрого старца, хотя, на самом деле, как говорила бы любая знатная дама с молодым человеком, готовым во всем послужить ей. Он отвечал:
– Леди, я могу лишь смиренно и от всего сердца поблагодарить тебя за оказанное тобою гостеприимство; все эти дни я терзался окружающей меня пустотой, и нет ничего лучше, что я мог бы попросить, чем служба к чести и славе моей хозяйки.
Она несколько нахмурилась и произнесла:
– Ты не должен называть меня хозяйкой, те, кто называют меня так, - мои рабы, но ты не раб мне. Зови меня моя госпожа, и я буду счастлива иметь такого оруженосца, поскольку тебе предстоит послужить мне на охоте. Оденься соответствующим образом; возьми лук и стрелы, пусть у тебя на поясе будет меч. В этой прекрасной стране вряд ли можно найти зверей более опасных, чем олени или лоси. Я тоже переоденусь; мы отправимся, как только рассветет и, надеюсь, прекрасно проведем этот летний день.
Он поклонился ей, и она, встав, ушла в свои комнаты, а Уолтер переоделся и вышел ждать ее на крыльцо; менее чем через час она вышла из дома, и сердце Уолтера бешено забилось, когда он увидел следующую за ней служанку, то с трудом мог удержаться, чтобы не впиться глазами в свою любимую. Она была одета так же, как раньше, и вела себя благоразумно, за исключением того, что, как только она увидела его, любовь отразилась на ее лице, что она постаралась тут же скрыть: прежде чем хозяйка сумела бы заметить изменения, на краткий миг происшедшие с лицом девушки, оно приняло прежнее безучастное выражение.
Уолтеру показалось странным, что после презрения, выказанного по отношению к горничной-рабыне хозяйкой, после угроз в ее адрес, вдруг стала мягкой и обходительной с ней, как умудренная жизнью леди относится к юной девушке. Когда Уолтер склонился перед ней, она повернулась в сторону служанки и произнесла:
– Взгляни же, моя милая, на этого прекрасного юношу, который пришел ко мне! Может ли кто сравниться с ним доблестью в нашем лесу? Разве имеет значение его происхождение? Разве не дрогнет твое сердце, стоит лишь тебе представить то горе, и страхи, и трудности Мира, лежащего за пределами Леса, которые он преодолел, чтобы достичь этой прекрасной, маленькой, приветливой страны, так горячо любимой нами обеими? А ты, юноша, взгляни на эту маленькую, прекрасную, стройную девушку, и скажи, нравится она тебе или нет: разве мог ты надеяться встретить столь прекрасное создание в столь уединенном месте?
Искренняя и добросердечная улыбка озарила ее лицо, казалось, она не заметила никаких изменений в поведении Уолтера, который изо всех сил старался не смотреть на служанку. Что касается девушки, то она полностью владела собой, и на лице ее не отражалось ничего, кроме того, что должно было отражаться на лице любой девушки в ее положении; она стояла скромно потупив взор, со смущенной улыбкой, слегка покраснев, словно бы стесняясь незнакомого ей молодого человека.
Хозяйка ласково посмотрела на нее и сказала:
– Подойди ближе, дитя, тебе нечего опасаться этого скромного, добропорядочного юношу, ведь он тоже немножко боится тебя и, конечно, опасается меня; в этом нет ничего необычного.
Она взяла девушку за руку, притянула ее к себе, прижала к груди, поцеловала в губы и щеки, а затем распустила шнуровку ее платья, обнажив ее плечо, и приподняла ее юбку; затем, повернувшись к Уолтеру, произнесла:
– Взгляни, чужестранец! Разве не прекрасное существо взросло среди грубой дубравы? Тебе не нравится железное кольцо? Оно всего лишь означает, что она принадлежит мне, и что я, возможно, не могу без нее обойтись.
Она взяла девушку за плечи, развернула ее как бы шутливо, и произнесла:
– Теперь ступай, и приведи ко мне лучших собак; мы хотим принести сегодня в дом много дичи, а моему увальню не нужно ничего, кроме сладкого хлеба и меда.
Девушка ушла, стараясь, как показалось Уолтеру, не смотреть в его сторону. Он стоял смущенный, растерянный при виде такого простодушного, доброжелательного обращения со служанкой знатной госпожи, и видом строгой целомудренной красоты дорогой его сердцу девушки, и на ум ему пришла мысль, - все, что он слышал, с тех пор как впервые переступил порог этого дома, не было ли наваждением зла?