Леший

Вторушин Станислав Васильевич

— В какой гостинице мы будем жить? — спросил Фил.

— В «Москве».

На Пушкинской площади Фил попросил остановить машину и сказал клерку:

— Езжайте в гостиницу и ждите нас там. Мы пройдем до нее пешком.

— Вы знаете Москву? — удивился клерк.

— Моя жена была здесь и тоже останавливалась в гостинице «Москва».

Выйдя из машины, он сначала не понял, что произошло с главной улицей столицы. Потом осознал — она превратилась в сплошной торговый ряд. В подземных переходах и прямо на тротуаре стояли киоски, у стен домов какие-то люди продавали с рук товар. Рядом с ними нищие просили милостыню. Одна торговка привлекла его внимание, проходя мимо нее, он замедлил шаг. Судя по фигуре, это была молодая

женщина с серым, изможденным, изрезанным глубокими морщинами лицом. Женщина держала в руках несколько пачек сигарет. На ней была грязная юбка, на голове — белый, подвязанный по-старушечьи платок. Рядом с женщиной с протянутой рукой стояла девочка лет пяти. Фил остановил на женщине свой взгляд и тут же отшатнулся. Это была Дашенька Воронцова, а стоявшая рядом с ней девочка, по всей видимости, ее дочь. Филу хотелось броситься от этого места прочь, но он машинально сунул руку в карман, нащупал несколько стодолларовых купюр, смял их в комок и сунул в ладонь девочке. А сам, не оглядываясь, заторопился дальше по тротуару. Надя с удивлением посмотрела на него, но потом подумала, что все русские жалостливые люди. Они всегда подают милостыню нищим. А Фил так и не понял, узнала его Даша или нет — она пожирала глазами изысканную Надю.

«Господи, — думал Фил, уже издалека оглянувшись на Дашу. — До чего же они довели себя. Да случись подобное в Голландии, весь народ вышел бы на улицы и правительство было бы сметено в течение дня. А здесь все молчат, как будто только и мечтали о такой жизни. Почему? Почему? Наверное потому, что в стране остались одни рабы, поголовное быдло. Все, кто хоть что-то представлял из себя, давно уехали». До гостиницы он дошел не поднимая головы, чтобы не видеть глаза тех, кто протягивал руки за милостыней.

И только в гостинице подумал о том, что стоявшая рядом с Дашенькой девочка, по всей видимости, не только ее, но и его дочь. Он постарался вспомнить ее лицо, но не смог. Поэтому решил с облегчением: «Если бы это была дочь, я бы ее не забыл. Даша не могла родить ребенка в такое страшное время». Сделав для себя этот вывод, он успокоился и больше никогда не вспоминал ни Дашу, ни девочку.

В офис нефтяной компании они приехали вместе с Надей. Это был роскошный особняк на Пятницкой, отделанный итальянским мрамором, африканским черным деревом и русским мореным дубом. В дверях особняка стояла вооруженная до зубов охрана. Она не давала проникнуть внутрь здания той русской жизни, которая ютилась за его стенами.

Фила и Надю провели на второй этаж в кабинет президента нефтяной компании Хапоэля Ставриниди — просторное, немного сумрачное помещение с массивным широким столом у стены. За ним сидел молодой человек с холеным лицом и короткой прической. Это и был Ставриниди. Он поднялся, вышел из-за стола, протянул руку сначала Филу, потом Наде. Жестом пригласил их к стоявшему в углу дивану, рядом с которым был журнальный столик и два кресла. Очевидно в этом углу кабинета проходили все приватные беседы. Фил с Надей сели на диван, хозяин кабинета — в кресло. Сначала он внимательно разглядел Надю, затем сказал:

— Я должен выразить вам признательность, как нашим иностранным компаньонам. Мы твердо держимся на рынке нефти и это в значительной степени помогает благополучию нашего бизнеса. — Все это время Хапоэль Ставриниди не отрывал взгляда от Надиного лица. Затем повернулся к Филу и спросил: — Скажите, мы можем реально увеличить экспорт нефти в ближайшее время? И, если да, то насколько?

Этот же вопрос еще два месяца назад Филу задавал Шемберас. Фил тут же связался с потребителями российской нефти и они в один голос заявили, что могли бы увеличить закупки еще на пять миллионов тонн. Но поскольку Шемберас больше не спрашивал об этом, Фил о результатах своих переговоров ему не сообщал.

Хапоэль Ставриниди, как и многие ставшие богатыми россияне ельцинского времени, говорил на русском почти без акцента. Фил все эти годы играл роль человека усиленно изучающего русский. Но прежде, чем ответить, он посмотрел на Надю. Она перевела вопрос на английский. По реакции Ставриниди Фил понял, что тот понимает английский.

— Ми вель переговор с наши потребитель, — сказал Фил, как можно больше коверкая слова, — и они ответиль, что готов заключить контракт на пять миллионы.

Фил увидел, как блеснули глаза Нади. Ей до того понравилась игра мужа, что она не могла сдержать восхищения.

— Прекрасно, — Ставриниди потер ладони. — А теперь прошу за тот стол. — Он показал рукой на длинный стол, стоящий у стены.

Все трое поднялись. В это время в кабинет вошли Шемберас, Саитов и еще несколько незнакомых Филу людей. Кивнув головой Ставриниди и гостям, каждый из них занял за столом свое место. Совещание было коротким и предельно деловым. На нем Фил узнал, что месторождение, на разработку которого компания получила лицензию, еще не оконтурено и окончательные его запасы не установлены. Но судя по первой скважине, которая дала четыреста тонн нефти в сутки, эти запасы могут быть огромными.

— До весны мы пробурим на нем еще четыре скважины, которые и дадут нам увеличение добычи на пять миллионов тонн в год, — сказал Ставриниди. — Господину Голби и Наде Хольман необходимо заключить с соответствующими фирмами контракты на закупку дополнительной нефти с первого марта следующего года. Нам — как можно быстрее построить нефтепровод для подключения месторождения к магистральной трубе. — Хапоэль Ставриниди посмотрел на Фила и добавил: — Вам, господин Голби, если вы не возражаете, я бы порекомендовал на несколько дней слетать на строительство нефтепровода для того, чтобы посмотреть, в каких условиях добывается наша нефть, и попрактиковаться в русском. Вы уже неплохо освоили его, но дополнительное общение с русскими только поможет в совершенствовании языка. Он вам очень нужен. К тому же побывать на Севере всегда интересно.

Фил посмотрел на Надю. Она опустила веки, давая понять, что с предложением президента компании надо согласиться.

На этом совещание закончилось. Выходя из кабинета Фил и Надя переглянулись. Их удивило то, что никто из присутствующих не произнес ни слова. Люди приходили сюда только для того, чтобы получить указания. По всей видимости такова была манера руководства компанией.

На следующий день Надя улетела в Амстердам, а Фил отправился на Север. Прожив в России без малого тридцать лет, он никогда не был в Сибири и, только попав на ее просторы, начал понимать, какое государство представляла из себя его бывшая родина. Под крылом самолета, а потом под брюхом вертолета простиралась тайга, которой, казалось, не было ни конца, ни края. Вертолет летел довольно низко, из его иллюминатора можно было увидеть гораздо больше, чем из реактивного лайнера. Тайгу постоянно пересекали реки, там и здесь попадались болота и озера. И нигде не было видно ни дорог, ни производственных строений, ни каких либо признаков человеческого жилья. «Как же они открыли здесь нефть? — думал Фил, глядя на проплывающее внизу пространство. — Да если тут покопаться, можно найти не только нефть, но и уран, и золото, и все, что нужно для сытой жизни цивилизованного человека».

Всю дорогу от кабинета на Пятницкой до тайги под крылом самолета он думал о том, почему Ставриниди решил послать его в Сибирь. Попрактиковаться в русском языке можно было и в Москве, причем гораздо с большей пользой. Такая причина для поездки могла быть рассчитана только на дурачка. Сибирские просторы Филу видеть тоже было не обязательно. Заниматься добычей нефти он не собирается. Его дело — выгодно продавать ее на западном рынке. В то же время такой человек, как Хапоэль Ставриниди просто так ничего делать не станет. В командировке, безусловно, был какой-то смысл, но какой именно, Фил Голби понять не мог.