Леший
Шрифт:
— Если ты настаиваешь, чтобы я заплатил вперед — пожалуйста!
Он сунул деньги под подушку и снова схватил Филиппа за талию. Тому было неприятно, но он никак не мог понять, чего от него хотят, потому что никогда не сталкивался с подобным обращением. Понял только тогда, когда американец, повалив его на кровать, начал стаскивать с него брюки. Они были великоваты и с одного рывка очутились у Филиппа на коленях. Он попытался вырваться, но американец всем телом навалился на него. Он был и крупнее и намного сильнее. Поняв, что насилия не избежать, Филипп истерически закричал,
— Спасите! — задыхаясь, прохрипел Филипп, уже отчаявшийся вырваться из-под туши педераста.
Парни кинулись на американца. Один с размаху въехал ему в ухо, другой ударил кулаком по губам. Два фарфоровых зуба, звякнув, вылетели на пол. Американца стащили с кровати и начали пинать. Закрывая руками окровавленную рожу, он выполз в коридор и попытался подняться, но его продолжали бить и там.
И только после того, как он очутился на лестнице, парни отступились. Американец кубарем скатился на нижнюю площадку, вскочил и, скуля и закрывая лицо ладонями, вылетел на улицу.
Парни вернулись в комнату к Филиппу. Он сидел на кровати, растрепанный и мокрый, стуча зубами от страха. У него было такое чувство, будто его только что вернули с того света.
— Как он сюда попал? — спросил Валька Козлов, выбивший американцу зубы.
Филиппу пришлось рассказать все с самого начала. Парни посмеялись над неудачным знакомством коллеги с иностранцем, допили оставшийся виски и ушли к себе. И только тут Филипп заметил стоявшую у кровати сумку. Он поднял ее, раскрыл, заглянул внутрь. В одном ее отделении были презервативы, жевательная резинка, сигареты «Кемел». В другом, закрытом на молнию, тугие пачки долларов. Голобейко закрыл дверь на ключ, вытряхнул доллары на кровать, трясущимися руками пересчитал их.
Долларов оказалось шестьдесят семь тысяч. Голобейко выбросил сумку в мусоропровод, утром купил билет на поезд до Варшавы и уже на следующий день вечером сидел за столиком летнего кафе, раскинувшегося прямо на тротуаре пыльной и широкой, словно футбольное поле, Маршалковской. Мимо него проходили красивые полячки, некоторые останавливали на Филиппе свой взгляд, но он решил не заводить знакомств, пока не осмотрится в новом городе. Доллары он зашил между двумя футболками и когда надевал это одеяние на себя, оно напоминало ему кольчугу. Поверх футболок Филипп носил широкую рубаху навыпуск.
Через неделю во время ужина к нему за столик подсел сухощавый парень со впалыми щеками и гладко зачесанными назад темными волосами. Филипп понял, что все это время за ним следили и сразу насторожился. Поляк заговорил на неплохом русском:
— Я вижу, что вы постоянно один и потому скучаете.
Филипп десять лет изучал английский. Сначала в школе, потом в институте. Когда работал в лаборатории, занимался им еще и факультативно. Английский нужен был для того, чтобы читать на языке оригинала специальную литературу. Поэтому ответил по-английски:
—
Поляк, сверкнув глазами, сухо засмеялся:
— Не принимайте меня за дурачка. Я знаю, что вы русский. Так задумчиво сидеть в одиночестве за кружкой пива может только русский. Меня зовут Лешек Мочульский. Я представляю фирму, оказывающую услуги бывшим советским.
Филипп сразу вспомнил американца, пытавшегося изнасиловать его, и сказал, на этот раз уже по-русски, что ни в каких услугах не нуждается.
— Я не предлагаю вам девушку, — пытаясь разъяснить ситуацию, заметил Мочульский. — Я человек бизнеса. Моя профессия — заграничные паспорта, визы, оформление юридических документов для открытия на территории Польши иностранных частных фирм.
Филипп подозвал официанта, заказал водку, красную икру, венские шницели.
— Если можно, я бы попросил еще кружку пива, — сказал Мочульский. — Жутко хочется пить, во рту пересохло, словно в пустыне Сахара.
Пиво он выпил залпом, подождал, пока Филипп разольет водку по рюмкам, и сказал:
— Я сразу понял, что мы найдем общий язык. Вы хотите открыть фирму?
Филипп промолчал. Снова налил по рюмке, вопросительно посмотрел на Мочульского.
— Почему вы на меня так смотрите? — поежившись, спросил Мочульский.
— Вы не закусываете. Не любите русскую икру?
Лешек отставил рюмку, положил на кусок хлеба толстый слой икры, откусил и произнес набитым ртом:
— Я правильно угадал, что вы хотите открыть фирму?
— Скажите, для чего русскому открывать фирму в Польше? — Филипп сузил глаза и, как сквозь амбразуры, смотрел на Мочульского.
— Сейчас все русские открывают фирмы за границей.
— Мне не нужна фирма, — ответил Филипп. — Я жду товарища, он должен прилететь в Варшаву из Стокгольма.
Мочульский выпил, снова закусил икрой, щелкнув замками, открыл кейс, в котором лежало десятка полтора новеньких паспортов различных государств, выбрал один из них, протянул Филиппу:
— Вот шведский. Если хотите в Швецию, я его оформлю на вас, сделаю визу.
Филипп, слышавший не раз, что поляки являются лучшими мошенниками в Европе, взял паспорт в руки, развернул, разгладил его ладонью. Если он и был фальшивым, то такую фальшивку могли сделать только профессионалы очень высокого класса. Бумага, печать, тиснение не вызывали ни малейшего подозрения. Филипп посмотрел на корочки и вернул паспорт Мочульскому.
— Мне не надо в Швецию, — сказал он. — Я поеду в Гаагу.
— У меня нет голландского паспорта, — развел руками Мочульский. — Но если он вам очень нужен, я постараюсь достать.
— Спасибо, — ответил Филипп, — Мне нужно идти. У меня сегодня еще много работы.
Он положил деньги на стол и поднялся. Мочульский достал из верхнего кармашка пиджака визитную карточку и протянул Филиппу:
— Если потребуюсь, позвоните. Уверяю вас, у меня очень надежная фирма.
Филипп позвонил поляку через три дня, договорился о встрече. Они зашли в небольшой ресторанчик, сели за столик у окна. Пить не стали. Филипп заказал по чашке кофе и рюмке французского коньяка.