Леший

Вторушин Станислав Васильевич

У Филиппа был один недостаток, на котором его могли легко поймать. Он не умел водить машину. Для западного человека это было просто немыслимо. Когда он сказал об этом Наде, она засмеялась:

— Мы возьмем на прокат микроавтобус. Я буду за рулем, а ты с гостями.

И он еще раз удивился ей. Надя легко решала любые проблемы. С такой компаньонкой можно было без боязни пускаться и в опасное плавание.

Встречу Филипп обставил на самом высоком уровне. Микроавтобус «Фольксваген» забрал гостей от дверей аэропорта. В гостинице их уже ждали готовые номера. Стол в ресторане был накрыт. За ним и состоялся разговор. Россияне предложили открыть в Голландии предприятие

по продаже российской нефти. Возглавить его должен Филипп. За это ему отдают четыре процента акций. Остальные будут принадлежать россиянам. Предприятие будет получать из России нефть по шестьдесят долларов за тонну. Продавать — по сто двадцать. Разница в цене будет ложиться на личный банковский счет каждого.

Выслушав предложение, Филипп сморщился. Достал сигарету, закурил, потом сказал:

— Четыре процента слишком мало. Вся юридическая, в том числе и уголовная ответственность за деятельность предприятия будет лежать на мне и тех, кто станет работать вместе со мной. Они тоже должны быть заинтересованы в успехе дела. Я настаиваю на пяти, плюс один процент моей жене. Она будет главным торговым менеджером. Надя немка, у нее обширные связи в Германии, большую часть российской нефти можно будет продавать именно там.

Нагнув над столом головы, россияне шепотом посоветовались между собой и согласились. На следующий день в Амстердаме была зарегистрирована фирма «Сибойл», а каждый из россиян открыл личный счет в голландском банке.

Через два месяца Фил Голби и Надя Хольман купили роскошную виллу на тихой, утопающей в зелени, улочке Амстердама. Деньги из России текли рекой. За неполный год фирма «Сибойл» продала более пяти миллионов тонн нефти. На счет Фила легло двадцать миллионов долларов. В офис Фил и Надя ездили каждый на своем «мерседесе». Отпуск они провели на итальянской Ривьере, зимой на неделю ездили отдыхать в швейцарские Альпы.

Четыре года, за которые капитал Фила Голби увеличился почти до двухсот миллионов долларов, пролетели как один день. Цена на нефть была рекордно высокой, а Европа требовала ее все больше и больше для своей развивающейся промышленности. Чтобы увеличить экспорт, российские компаньоны Фила купили лицензию на разработку нового месторождения. Теперь надо было как можно быстрее начать его эксплуатацию. Для этого требовалось построить нефтепровод.

8

Филу давно хотелось побывать в России. Особенно нестерпимым это желание стало в последнее время. Он стал плохо спать. Увидит во сне белый снег, откроет глаза и лежит, уставившись в темный, задрапированный шелком потолок. Еще хуже бывает, когда приснится собака. Не холеный мраморный дог или откормленный боксер, каких не счесть на улицах Амстердама, а лохматая дворняжка с человеческими глазами, одиноко сидящая у высоких деревянных ворот своего дома и жалостливо смотрящая на Фила. Когда-то, в далеком детстве, у них жила такая собака. Вспоминая ее, Фил бессмысленно хлопает глазами, слушает посапывающую у его бока спящую Надю и чувствует, как сжимается готовое разорваться от тоски сердце.

Казалось бы он обрел счастье, о котором не смел даже мечтать. Баснословное состояние, красивая, умная жена с прекрасным вкусом и постоянными выдумками. Задрапировать спальню шелком пришло в голову ей. Она долго выбирала цвет тонкой и нежной на ощупь ткани, наняла лучших драпировщиков и теперь спальня стала походить на покои королевы. Они объехали с Надей всю Европу, по несколько раз побывали в Париже, Риме и Венеции, облазили все средиземноморские и альпийские курорты. Живи и радуйся. Какая тебе к черту дворняжка, когда аккуратненькая, румяная, словно булочка, горничная в белом накрахмаленном фартуке подает утром в постель горячий шоколад и остуженное кипяченое молоко. Причем тут дворняжка? А вот надо же, увидит во сне добрые, преданные собачьи глаза и уже лежит, затаившись, до самого утра, боясь разбудить своим дыханием Надю, чтобы она не вспугнула нахлынувшее видение.

Утром Фил стал подолгу сидеть за столом, уставившись в одну точку, или подходить к окну и, сложив на груди руки, молчаливо смотреть в сад, где с непросохших от дождя веток свешивались тяжелые прозрачные капли, а мокрые листья блестели, словно их натерли воском. Чуткая к настроениям мужа Надя, глядя на него, однажды сказала:

— А не скатать ли нам в Россию?

Фил только покачал головой потому, что знает: в нынешней России делать нечего. За последние годы через Европу в Америку волна за волной перекочевали тысячи и тысячи русских. Не пьяницы и лодыри, а ученые с мировыми именами, доктора и честолюбивые кандидаты наук, стоящие на пороге крупнейших открытий или сделавшие эти открытия, но не нашедшие им применения у себя на родине. Америка разбухла от научных идей и суперсовременных конструкторских решений, привезенных русскими. Когда Фил видит этих измученных, не нужных своей стране и потому рвущихся на Дикий Запад людей на вокзалах и в аэропортах, ему почему-то сразу же вспоминаются слова поэта Георгия Иванова:

Россия! Россия рабоче-крестьянская,

И как не отчаяться.

Едва началось твое счастье цыганское,

И вот уж кончается.

Деревни голодные, степи бесплодные.

И лед твой не тронется.

Едва поднялось твое солнце холодное

И вот уже клонится.

Филу не было жалко ни Россию, ни, тем более, русских. Все, что произошло со страной, они сделали сами своими руками. Но когда несколько дней назад ему позвонил из Москвы Юстас Шемберас и попросил прилететь в Россию на важное совещание нефтяной компании, поставляющей нефть в Европу, он почувствовал, как трепетно дрогнуло сердце. Надя сразу же поняла это по его изменившемуся лицу.

— Что, надо лететь в Москву? — настороженно спросила она.

— Да, — стараясь быть как можно спокойнее, ответил Фил.

— Я полечу с тобой, — сказала Надя.

Он не удивился ее желанию потому, что чувствовал: ей тоже хочется побывать на своей бывшей родине.

В Москву они прилетели утром. В аэропорту Шереметьево их ждала машина нефтяной компании — новенький, блестящий лаком «Мерседес». Услужливый служка компании, которому, очевидно, по протоколу было положено встречать гостей, согнувшись пополам, распахнул дверку. Фил посадил сначала Надю, затем уселся сам.

Москву они не узнали. Она превратилась в иностранный город. Всюду виднелись огромные рекламные плакаты, вывески ресторанов и казино на иностранном языке, яркие, почти как в Амстердаме, витрины магазинов. Выехав на Тверскую, Фил спросил встречавшего их клерка, который сидел рядом с шофером на переднем сидении:

— У нас есть свободное время?

— Конечно, — ответил клерк. — Мне приказано доставить вас в фирму к двум часам. А пока вы устроитесь в гостиницу и немного отдохнете с дороги.