Леший
Шрифт:
— Зина, — спросил Димка, помогая ей перебраться через упавшее дерево. — Как ты оказалась у нас на трассе?
— У меня здесь работал отец, — ответила она, опустив голову.
— А где он сейчас?
— Уволился. Заболел и уволился.
— А где у тебя мать?
— В Новосибирске. Но я не хочу к ней. Она пьет. Отец из-за нее тоже стал пить. Я никогда не вернусь домой.
— Не надо говорить так категорично, — заметил Димка. — На родителей можно обижаться, пока они есть. Когда их не станет, сразу поймешь, что такое быть одному.
—
Они вышли на берег. Краюшка солнца уже скрылась за деревьями, на небе, холодно поблескивая, появились первые звезды. Вода в реке казалась темной и отсюда, с обрыва, слышалось, как она недовольно бормотала, натыкаясь сослепу на берег.
— Жутковато здесь, — сказала Зина, глядя на темную воду. — Не то, чтобы совсем жутко, но такое ощущение, будто ты попал в первобытную жизнь. Появись сейчас за деревьями медведь, ни-сколько не удивишься.
Димка вспомнил медвежьи следы, которые видел утром около своего бульдозера, но говорить об этом Зине не стал. Она и без того боится, а узнает про медведя, который бродяжничает около трассы, из вагончика выходить перестанет.
— Какие тут медведи, — с нарочитым пренебрежением сказал Димка. — Они если и были, от одного вида наших тракторов такого драпака задали, на вертолете не догонишь.
— Да я не боюсь, — сказала Зина, на всякий случай подвинувшись к Димке так, чтобы коснуться его плечом, — но если медведь появится, конечно, будет неприятно.
Димка снял куртку, подстелил ее на валежину, сел и потянул за руку Зину. Она послушно села около него.
— А куда ты поедешь, когда построим трубу? — спросил Димка.
— Еще не знаю, — Зина пожала плечами и положила маленькие руки на колени. — Недавно получила от подруги письмо. Она устроилась на завод контролером, проверяет какие-то детали. По-моему это так неинтересно. Каждый день одно и то же. Мне кажется, там и разговоры у людей всегда об одном.
— Я на заводе не работал, — сказал Димка. — До армии был трактористом, после армии перешел на бульдозер.
— А где ты живешь?
— На Алтае.
— Может быть и я поеду на Алтай.
Он осторожно обнял Зину за талию, она не отстранилась. Только повернула к нему лицо, он увидел ее большие темные глаза и почувствовал на своей щеке горячее дыхание. Широкой ладонью Димка прижал девушку к себе и сразу услышал, как испуганно и торопливо забилось ее сердце. И еще он почувствовал упершуюся в него упругую, словно мячик, грудь, нагнулся, нашел своими губами Зинкины губы и попытался поцеловать ее.
— Не надо, — сказала она, торопливо вывернувшись из его объятий. — Я не люблю этого. Я хочу, чтобы отношения между мужчиной и женщиной были чистыми и высокими.
— Мы с тобой сидим на земле и выше нас только звезды, — ответил он.
— Ну вот, ты шутишь. — Она уперлась руками в валежину и отодвинулась от Димки. — А для девушки главное быть чистой. Кроме этого у нее ничего нет.
— Это тебя мама научила?
— Сама додумалась. Хочу всю жизнь быть верной только одному.
— Не думал, что ты такая старомодная, — остывшим голосом сказал Димка. — Сейчас жизнь совсем другая.
— Как по телевизору? — она подняла на него настороженные глаза.
— В том числе и по телевизору.
— Я, Дима, считаю, что лучше быть старомодной, чем такой, каких показывают по телевизору.
— Почему?
— Насмотрелась грязи, на всю жизнь хватит. Поэтому и телевизор не включаю.
Димке вспомнился Новосибирск, городская гостиница, где ему летом пришлось пережидать несколько дней перед отлетом на трассу. Лететь надо было специальным рейсом, но его почему-то все время откладывали. Измучившись от безделья, Димка не знал, куда себя деть. Вечером пошел в ресторан. Свободных столов не оказалось, но за одним, где сидели две девушки, было два незанятых места. Он подсел к ним и в ожидании официанта стал разглядывать соседок по столу. Одна была маленькой, черноволосой, с желтыми глазами, обведенными голубой тушью. Она держала в тонких пальцах длинную сигарету, конец которой был выпачкан губной помадой.
Ее подруга являла собой полную противоположность. Стройная блондинка с высокой прической, большими голубыми глазами, обрамленными длинными черными, загнутыми кверху ресницами. На столе стоял графинчик с вином и две тарелочки с сыром. Димка решил, что не выпить в этой ситуации просто неудобно. Он заказал коньяк, отбивную и чашку кофе. После трех рюмок коньяка весь мир показался ему прекрасным, а девушки просто замечательными.
— Завтра утром я лечу на Север, — сказал он, переводя глаза с брюнетки на блондинку. — Вы никогда не были там?
— Нет, — сказала брюнетка, выпуская на Димку струю сигаретного дыма. — Там холодно, а летом много комаров.
Димка помахал рукой, отгоняя дым, и спросил:
— А почему вы пьете вино? Давайте лучше выпьем коньяку.
— Вы нам его не предлагали, — сказала блондинка, повернувшись к нему.
— Прошу прощения за бестактность. — Димка взял бутылку и налил коньяка в их рюмки.
Потом он заказал еще одну бутылку. А когда ее выпили, предложил блондинке посмотреть комнату, в которой остановился. Она согласилась. Они взяли у официантки бутылку шампанского и поднялись наверх. Брюнетка осталась в ресторане.
Блондинку звали Нина. Шампанское пришлось с ней пить из граненых стаканов. Но это не мешало им говорить о пустяках и, смеясь, все время смотреть в глаза друг друга. Взглядом иногда можно сказать больше, чем словами. Он мысленно задавал вопрос, глядя на нее, она отвечала. И никаких слов для этого не требовалось. Когда было допито шампанское, они молча улеглись на кровать. Но Нина тут же встала, открыла окно и, глядя на улицу, стала вытаскивать заколки из своей прически. Димка, лежа на постели, все это время смотрел на нее и слушал, как гудят машины, проезжая под окнами гостиницы.