Лешкина любовь
Шрифт:
В этом отдаленном левобережном районе Среднего Поволжья я был впервые и, покидая тракторную бригаду, попросил словоохотливого старика сторожа рассказать, как добраться до пристани. Из его объяснений я запомнил хорошо лишь одно: километров через пять — кустарник, за которым начинается крутой обрыв. Здесь следовало уклониться влево, дойдя до Волчьего яра — «он тебе, милок, сразу в глаза бросится», — спуститься на луговую дорогу, а там рукой подать до Волги.
Через час, подойдя к густо разросшемуся кустарнику, я свернул влево, прошел с полкилометра, а Волчьего яра все не было. Наконец я
Вдруг послышался топот копыт. Из степи скакал всадник, еле видный в темноте. Но вот лошадь всхрапнула и остановилась.
— Подъезжайте! — крикнул я. — Или боитесь?
— А чего мне бояться? — немного погодя донесся ломкий мальчишеский басок. — Я ничего не боюсь… Это я зайчишку догонял. А вам что нужно?
Но по голосу чувствовалось — паренек насторожился, выжидает. Я объяснил, что разыскиваю Волчий яр, а иду на пристань.
— Так он же вот! Рядом! — заговорил паренек, и голос его стал мягче. — Вы так бы и сказали сразу…
У паренька, видимо, отлегло от сердца, и он подъехал ближе. Жеребчик замотал головой, как бы кланяясь, обдавая меня горячим дыханием. Я попытался разглядеть седока.
Он был в полушубке и сапожках. Волосы на его непокрытой голове растрепались и вихрами свисали на лоб, касаясь бровей. А брови были такие широкие и черные, что даже ночью выделялись на скуластом и, видимо, смуглом лице.
— Значит, на пристань вам? — переспросил паренек. — А я в ночное. Да припоздал чуток. Председатель на Орлике в район ездил, только вернулся. — Помолчав, он добавил: — Наши ребята уж картошку, наверно, в лугах варят.
— А как же ты их найдешь? — спросил я.
— Найду! — уверенно сказал он, взмахивая поводом. Орлик еще раз мотнул головой и тронулся шагом.
Я пошел рядом по рыхлому чернозему. Некоторое время спустя паренек проговорил, видимо заметив, как мне тяжело идти по парам:
— Сейчас на дорогу к морю выберемся. И тут же яр…
— К морю? — с удивлением переспросил я. — Ты чего это выдумал?
— Ничуть и не выдумал! — мой спутник обиделся. — Тут же весной море разольется! Вода прямо к яру подойдет… Колхозы, которые в низине, все переселяются сюда, на гору.
— Вон в чем дело! — улыбнулся я. — А ваш колхоз тоже станет переселяться?
— А как же! Нам уж и место отвели. Вон тут, через дорогу. На самом берегу моря жить будем!
Кустарник кончился, и показалась дорога. Она круто спускалась вниз, к пойме. У самой обочины маячил столбик с прибитой к нему доской.
Паренек осадил коня у столбика и несколько смущенно сказал:
— А это ребята из нашего класса объявления вывесили.
Я чиркнул спичкой. На белой, выкрашенной масляной краской доске было написано крупными печатными буквами:
«Здесь будет море».
— Как спуститесь, дядя, под яр, так прямо по дороге. Она к пристани петляет, — сказал на прощание мой спутник и вдавил каблуки в бока жеребчику. — А ну, Орлик!
Орлик сорвался с места и стрелой полетел вниз. Через минуту послышалась песня:
КольцоА я еще долго стоял на старой дороге, которая в скором времени оборвется прямо в море, и глядел на раскинувшуюся передо мной темную пойму. Из низины тянуло сырой прохладой. Становилось все темнее и темнее. Изредка доносились приглушенные ночные шорохи и звуки. Как они обманчивы, эти ночные непонятные звуки, таинственные вздохи! И мне уже начинало казаться, что я слышу легкий равномерный всплеск морских волн.
Вдруг с неба сорвался и полетел вниз метеор, излучая не земной зеленовато-белый свет. Он летел быстро, прочерчивая по черному небу слабый тлеющий след. И не успел этот метеор еще погаснуть, как уже новый, еще более яркий, полетел вслед за ним точно намереваясь опередить его.
Начинался метеорный дождь. Особенно много падало метеоров в северо восточной части неба. Красивое это зрелище — золотой небесный дождь.
Наконец я решил трогаться к пристани, чтобы у костра скоротать остаток ночи. Уже спускаясь в низину, я с сожалением подумал о том, что мне не придется увидеть с этой горы пойму на рассвете, когда ползущий туман затянет ее плотной пеленой и она в самом деле будет похожа на бескрайнее море.
ПРИЯТЕЛИ
Снег на бугре давно растаял, и в желтый сыпучий песок ноги проваливались по щиколотку. Хотелось разуться и походить босиком.
Митя сел, свесив с обрыва длинные тонкие ноги, и зачерпнул пригоршню песку, тяжелого, с блестками кварца.
— И зачем мы тащились сюда? — ворчливо заговорил Митя, обращаясь к стоявшему рядом с ним синеглазому мальчику в черном полушубке и белых чесанках с калошами. — И все, Колька, ты: «Пойдем да пойдем на затор взглянем!» А тут никакого затора.
Стряхнув с колен искристые песчинки, Митя кулаком сдвинул на затылок малахай. Из-под малахая выбилась белая смятая прядь волос и упала на крутой смуглый лоб мальчика.
Коля молчал. Он смотрел на Воложку, сплошь покрытую большими и маленькими льдинами и, казалось, даже не слышал, что говорил Митя. Льдинам было тесно, они с шумом наползали одна на другую, натыкались на берега и снова устремлялись вперед, точно торопились поскорее выбраться отсюда на безбрежный простор коренной Волги.
Извилистая Воложка, к осени местами совсем пересыхавшая, в весеннее половодье разливалась широко, словно море, затопляя чуть ли не половину лесистого Телячьего острова. Кое-где вода подбиралась даже к избам восточного края деревни, стоявшим на пологом берегу.
— Вчера по Воложке еще ходили, а ночью… на вот тебе — вскрылась! — проговорил Коля, глядя на узкую полоску песчаной отмели на самой середине реки.
Здесь, при слиянии Воложки с Волгой, в ледоход возникали заторы. Стоило двум-трем большим льдинам встать поперек русла, как сразу получалась пробка. На них лезли другие льдины, и тотчас вырастала ледяная гора. Но гора эта была непрочной. В какой-нибудь миг она с треском и грохотом рушилась, и ледяное крошево устремлялось вперед, в Волгу, по которой величаво плыли огромные белые острова.