Лесник и его нимфа
Шрифт:
Так прошло несколько секунд, потом Лита взяла свободной рукой Лесника за руку и сказала:
– Вам что-то показалось. Это мой друг.
Она вспомнила, как он говорил, что главное – не бояться. Она подумала, что их трое и наверняка у них есть ножи. Можно было конечно, начать кричать – может, кто-нибудь вызвал бы милицию – а может, и нет. Бежать было бесполезно. Они стояли так, и этот хмырь и Лесник смотрели друг на друга и о чем-то там договаривались без слов, на непонятном Лите языке. И, видимо, договорились. Потому что Лесник
– Дайте пройти.
И хмырь, не переставая улыбаться, отодвинулся, и они прошли мимо него и пошли к выходу. Лита шла по инерции, Лесник вел ее за руку. Когда они вышли на улицу, Лита наконец обернулась. Нет, их никто не догонял.
***
– Стой, здесь светло, – сказал Лесник, когда они поравнялись с фонарем.
Лита остановилась.
– Покажи руку, – сказал он очень строго. Лита замотала головой, продолжая в оцепенении стоять под фонарем и сжимая руку в кулак. – Дай сюда руку, – повторил он тихо, но так, что Лита медленно потянула кулак из кармана.
Карман промок от крови насквозь.
– Мамочки, – шепотом сказала Лита, мельком глянув на свою истерзанную кисть.
– Отвернись, – сказал Лесник так же строго.
Она послушно отвернулась.
Лесник аккуратно взял руку в свои и поднес ближе к свету.
– Да, – выдохнул он. – Молодец… – и стал разматывать с себя шарф.
– Что там? – с ужасом спросила Лита.
Он, поддерживая ее кисть, попросил:
– Пальцами пошевели.
Пальцы вроде шевелились.
– Сейчас замотаем, дома посмотрим. Держи руку вот так. Выше подними. – Он туго забинтовал ей руку шарфом. – Идем.
Лита послушно сделала шаг – и поняла, что сейчас упадет. Перед глазами у нее засиял зелено-розовый салют. Лесник быстро подхватил ее, как будто знал, что она непременно начнет заваливаться. Она постояла с полминуты, прислонившись к нему, потом выдавила:
– Все, могу идти.
– Так, сейчас поймаем такси.
– Куда мы… – сознание снова начинало у Литы плыть.
– Ко мне домой.
– Там же тетя…
Он ничего не ответил. Взял ее под здоровую руку и повел куда-то. Лита шла как без ног. Они шли, и шли, и шли. Салют все сиял. Потом он поймал машину, можно было сесть, но Лите все равно было очень плохо.
***
Зайдя в теплую квартиру, она первым делом сползла по стеночке и села на пол.
Тетя еще не спала, но, к счастью, лежала в постели с выключенным светом и смотрела телевизор. Саша заглянул к ней, предварительно переведя Литу в свою комнату прямо
в обуви и куртке.
– Картошка на плите, – сказала тетя. – Вообще я хотела с тобой поговорить.
– Потом, – ответил Саша. – Что смотришь?
– Кино про любовь, – тетя повернулась к телевизору.
– Про любовь – это прекрасно… – Саша быстро вытащил теплое одеяло из шкафа. – Я
там по телефону разговариваю, извини, – сказал он. – И завтра не буди меня, мне на работу можно попозже, я отпросился.
Лита сидела на полу, положив голову на кровать и сжимая раненую руку. Ее почему-то так и тянуло на пол. Лесник постоял несколько секунд, глядя на нее, потом сел рядом и стал снимать с нее мокрые кроссовки.
– Нет, я сама, – испугалась Лита.
Он все же помог ей снять и кроссовки, и куртку, потом бодро сказал:
– Идем смотреть твою руку.
С трудом она доковыляла до ванны и села на край. Он принес какие-то пузырьки, вату и бинт. Взял ее замотанную в шарф руку. Посмотрел ей в лицо.
– Отвернись.
– Я постараюсь не орать. А то твоя тетя очень удивится. А если она, кстати, решит пойти
в туалет – а тут такое?
Туалет был совмещенный.
– Да, точно, – Лесник закрыл дверь на щеколду. – Придется сказать, что у меня понос.
Лита почти рассмеялась, потом закусила губу и приготовилась терпеть. Он что-то там делал с рукой, мыл, чем-то обрабатывал. Как будто каждый день имел дело с порезанными руками.
– Я думаю, – наконец сказал он, – что здесь без врача не обойтись. Надо зашивать.
– Что?! Нет, только не это.
– Хорошо, завтра решим.
Когда он бинтовал, Лита повернулась и смотрела, что он делает. Руки у него были очень красивые, с длинными сильными пальцами – это Лита заметила еще в первый день, когда они у него на работе пили чай.
– Вам бы хирургом быть, – сказала она.
Когда правая рука была забинтована, он взял левую, стал мыть с мылом под краном. С руки текла черная вода.
– Хорошо, что мне плохо, – сказала Лита, отворачиваясь от этого позора. – А то бы я умерла от стыда. Но сейчас мне все пофигу.
– Это хорошо. Есть хочешь?
– Нет. Голова дико болит.
– Чай?
– Да.
– Тебе нужно лечь. Я тебе принесу чай. И таблетку от головы.
– И куда же я лягу?
– Это ты не беспокойся. Я все равно сегодня не собирался спать – у меня колок завтра по физике.
– Ах да, колок. Кстати, а как же Леночка?
Он проводил ее в комнату, дал какие-то тренировочные штаны, шерстяные носки. Мягко попросил переодеться и вышел, захватив ее куртку.
Когда он вернулся, Лита сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и смотрела в одну точку.
Он положил ее куртку на батарею – оказывается, он постирал ту часть, где был окровавленный карман.
– Хорошо, что мне плохо, – снова сказала Лита. – А то мне было бы жутко стыдно.
– Вот чай. И градусник.
Лита взяла чашку в здоровую руку, градусник – в перебинтованную, и сидела так, не соображая, как одновременно что-то сделать с этими двумя предметами. Наконец она сказала:
– Я поеду домой.
Он взял у нее из рук чашку.
– Ты как царь со скипетром и державой. Градусник ставь.