Лесник и его нимфа
Шрифт:
– Ты очень здорово поешь, – вдруг сказал он.
– Ты слышал?
– Да, я давно пришел… – он как будто еще хотел что-то добавить. Лите, по крайней мере, так показалось. Но он сказал только: – Пока.
И пошел к метро по серому Арбату. Ни разу даже не обернулся. Лита специально смотрела.
Глава 3
***
У Литы в старой школе была странная учительница математики. Она была больна какой-то неизлечимой болезнью, руки и лицо у нее были изуродованы, периодически на уроках она падала в обморок, говорили, что она
Однажды, это было классе в пятом, математичка в эту свою пятиминутку вдруг стала рассказывать историю о том, что был такой человек, Иисус Христос, что он делал много чудес, а потом его распяли на кресте, и он умер. А у него были ученики, они его тело украли, а всем рассказали, что он воскрес, и с тех пор считается, что Христос воскрес. Лита в первый раз тогда услышала про это. Эта история ей в одно ухо влетела, из другого вылетела, но в душе что-то осталось.
А потом на день рождения, в двенадцать лет, Лита с родителями поехала в Питер – это, кстати, оказалась их последняя совместная поездка. И в Исаакиевском соборе эта история у нее вдруг всплыла. Маму интересовал тогда маятник Фуко, а Лита поминутно ее дергала и спрашивала про росписи: «А это что? А это кто?» Достала ее до того, что мама, хоть и была любителем искусства, наконец раздраженно сказала:
– Возьми Библию и почитай, если тебе это так интересно.
Потом они, кажется, пошли с родителями в ресторан, но Лита все никак не могла успокоиться.
– А где мне взять Библию?
– Не знаю.
Библию взять было негде.
***
В эту мерзкую погоду в школе было даже лучше, чем на улице. Но сегодня она не могла не прогулять, потому что была физра, а физрук над ней просто измывался. Полдня она провела в книжном магазине, греясь там и заодно читая все подряд. Потом магазин закрылся на обеденный перерыв, но еще и до перерыва продавщицы стали смотреть на Литу подозрительно, все равно надо было уходить.
Она стала бродить по улицам, сунув поглубже руки в карманы своего негреющего плаща. От дождя ее спасала дурацкая шляпа с широкими полями, которую дала поносить Манька. В этом прикиде – черном плаще и шляпе, и еще из-под шляпы свешивались длинные волосы, которые загораживали две трети лица, - она была похожа на старуху Шапокляк в молодости. Так ей вчера сказал Вася Йод.
Лита думала про Лесника. «Ты веришь в Бога?» - «Скорее да, чем нет». «Друг ушел в монастырь». Как-то это все интересно. Лита до него не встречала ни одного человека, который на вопрос о Боге отвечал хотя бы так. У Кремпа много было всякой фигни про карму, но все это было не то.
Ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить об этом. Была какая-то каста избранных, которая про это знала и понимала. Но никто из этой касты ей не встречался.
В тринадцать лет она прочитала «Мастера и Маргариту», маме по блату кто-то дал. И после этого снова стала думать о Христе и о смерти.
На самом деле о смерти она думала все время. В четырнадцать лет ходила по улицам и обдумывала, как ей повеситься. Потом был просвет на год с небольшим. А потом как будто ничего сильно не изменилось, но у нее – она даже не заметила, когда это началось, – появилось странное ощущение, что внутри как будто выключили свет.
Только иногда во сне она слышала невероятную музыку. И днем пыталась родить хоть какие-то ее отблески. Иногда как будто удавалось. Но все равно все чаще ей хотелось заняться медленным самоуничтожением вместе с Кремпом. Однако внутренний предохранитель не давал так просто взять и закончиться.
В результате Лита оказалась в подростковом отделении психиатрической больницы, куда ее положила мама, потому что к концу девятого класса Лита почти перестала спать, есть и разговаривать. Почему-то любое действие, которое нужно было совершить, казалось ей таким трудным и невозможным, что она впадала в оцепенение и не делала ничего. Она становилась замороженным деревом.
После больницы свет не свет, но какое-то мутное освещение внутри все-таки включилось. Иногда в этой мути были вспышки – яркие и короткие – и после них становилось еще темнее. Как сейчас.
Нужно было вернуть этому Саше брошюрку о Туринской плащанице, где с полунаучной точки зрения обсуждалась подлинность личности Христа. Научно обоснованная тайна.
Лита прочла эту книжечку два раза и таскала в сумке уже несколько дней.
***
Охранник сегодня был другой, тот смотрел в окно, а этот уставился на Литу.
– Вы к кому?
– Я? К Саше. Он работает на последнем этаже. Он лаборант.
– Фамилия как?
– Моя?
– Его!
– Не знаю… Он еще чертит.
– Номер комнаты хотя бы какой?
– Не помню… Там еще лестница на чердак рядом.
– Твою бабушку… Девушка, можно поконкретнее? Вы по какому вопросу?
– Я? – Лита замолчала. Она не знала, что ответить.
Охранник почесал голову, подумал, посмотрел на нее, вздохнул и позвонил кому-то, спросил, какой номер комнаты возле пожарной лестницы. Потом еще куда-то позвонил и сказал Лите:
– Сейчас выйдет.
Лита уселась на подоконник. Вокруг стояла куча стульев, но на подоконнике было теплее. Лита вспомнила, что у Кремпа были стихи, посвященные теплым батареям.
К выходу прошли, разговаривая, несколько женщин. Одна из них посмотрела на Литу как на городскую сумасшедшую. Ну конечно, видок у нее был еще тот. Может, лучше слинять, пока не поздно?
Но было уже поздно. Она увидела, что Саша спускается по лестнице. И смотрит по сторонам, потому что он же не знает, кто к нему приперся.
– Привет, Лесник, – закричала Лита на весь вестибюль. И все, кто был неподалеку, человек десять, повернулись и стали на нее смотреть. Лита тут же пожалела, что так завопила, но останавливаться было не в ее правилах, и она снова крикнула на весь вестибюль. – Я принесла тебе твою книжку!
Интересно было, удивился он или обрадовался, или, может, ему жутко стыдно, что к нему зашла юная старуха Шапокляк? Но по нему ничего нельзя было понять.
– Я тут прогуливаю школу, – быстро заговорила Лита, когда он подошел к подоконнику, – а на улице холодно. Вот, книжка, в целости и сохранности.