Лесной кавалер
Шрифт:
К заходу солнца, когда подошел Оллертон со своей пехотой, кавалеристы истратили немало пороха и пуль, но без видимого результата. Саскеханноки осыпали их грубыми шуточками и стрелами, обзывали бабами, а неумолчный грохот трещоток из панцирей черепах раздражал фермеров, не давая им ни секунды покоя всю ночь до рассвета.
Днем отряд из мэрилендской колонны попытался преодолеть ров и потерял четырех человек. За весь день в черную воду болот полегло немало трупов, причем со стороны индейцев была лишь одна случайная жертва: какой-то краснокожий мальчик то
Лансу еще никогда не встречались столь дисциплинированные и осторожные индейцы. По приказу Оллертона, он вместе с несколькими следопытами из Энрико целый день внимательно наблюдал за фортом и пришел к выводу, что за его стенами скрывается не менее двух сотен воинов, не считая многочисленных женщин, сражавшихся не хуже мужчин.
Собранные вокруг стен стрелы говорили о том, что вместе с саскеханноками находятся доэги и делавары.
Джон Вашингтон позвал Ингрема и прочих ветеранов войн с индейцами, дабы обсудить сложившееся положение. Все дружно решили, что без пушек им не обойтись. Однако отряд с вьючными лошадьми, отправленный на берег за пушками и ядрами, так и не дошел до Потомак-ривер и вернулся с пустыми руками, остановленный и почти полностью уничтоженный стрелами краснокожих.
В лагере началась лихорадка. Люди страдали не столько от болезни, сколько от бессонницы: по ночам индейцы не давали им спать, распевая свои боевые песни. Безжалостные москиты терзали белую плоть, доводя людей до истерики…
Было несколько вылазок из форта, во время которых индейцы, невзирая на удвоенную Вашингтоном охрану, уводили и убивали лошадей прямо под носом у часовых; не раз лагерь просыпался от предсмертного крика задремавшего измученного бессонницей солдата, настигнутого стрелой или томагавком.
На следующее утро Вашингтон предложил план атаки, но Оллертон лишь покачал головой:
— Они и так не могут сдвинуться с места. Мы заперли их в форте. Так зачем жертвовать людьми?
Вашингтон нетерпеливо махнул рукой:
— Жертвовать? Лагерь и так похож на погост! Индейцы оказались более опытными воинами, нежели мы. И если не напасть сейчас, то лучше просто уйти.
— Глупости, Джон. Поверьте мне, не позже завтрашнего дня они сами запросят мира.
Но мира никто не просил. Индейцы продолжали изматывать солдат внезапными вылазками и душераздирающими песнями.
Ланса часто назначали в патруль вместе с Натаниэлем Бэконом. Последний все чаще хмурился и отвечал Лансу явно невпопад. Однажды, не в силах дольше скрывать своего удивления поведением друга, Ланс прямо спросил, что случилось.
— Меня беспокоят наши командиры, — честно ответил Натаниэль. — Оллертон слишком нерешителен. Вашингтон слишком беспечен… Почему мы ничего не предпринимаем, а просто стоим на месте?
— Для начала необходимо просто остановить индейцев, — неуверенно ответил Ланс, сам не раз задававшийся теми же вопросами. — Если мы проиграем здесь, у форта, саскеханноки вырежут всю колонию… Мы сторожим их…
— Сторожим! — возмутился Бэкон. — Я-то думал, что мы пришли затем, чтобы их уничтожить!
— Верно.
— Да неужели? — брови Бэкона взлетели вверх. — Вы и впрямь так в этом уверены?
У Ланса защемило сердце. Что-то в тоне приятеля заставило его задуматься:
— Неужели вы полагаете… — начал он.
— …Что вся эта кампания чистый фарс, — сверкнув глазами, продолжил за него Бэкон. — Я полагаю также, что Беркли и не собирался всерьез воевать с дикарями. Готов поставить свои часы против гнилой луковицы, что губернатор ведет за нашими спинами переговоры с их вождями, выторговывая выгодные для себя условия пушной торговли… Оллертон всего лишь исполняет приказ, Ланс, и пытается задержать краснокожих… Но не более того! Вот почему мы до сих пор несем позорные потери, ничего не предпринимая.
— Вы наверняка успели побеседовать с Майнджем и Крю, — зло ответил Ланс.
— Успел, но что из того?
— У них свои интересы, Натаниэль. Я же хотел бы сохранить свои западные земли.
— И я. И многие другие тоже. Но мы не добьемся этого, не изменив всю политику колонии. Виргинии пора забыть о единоличном диктаторстве, подобном испанскому. Мы — англичане в конце концов…
— Но, мастер Бэкон, вы и сами заметили, что наши иомены и фермеры уже не англичане.
Бэкон смутился. Некоторое время они ехали молча, а затем он все-таки ответил:
— Честно говоря, я уже не знаю, кто они. Но чувствую, что прав…
В начале декабря семеро часовых, поставленных у северного края форта, оставили свои пост и дезертировали в лес. Индейцы выследили их, перебили и увели коней.
Событие поставило на ноги весь лагерь. Оллертон созвал совет.
Ланс присутствовал на нем в качестве помощника полковника Крю, воевавшего с индейцами вот уже двадцать лет.
— Этот форт сведет всех с ума, — рычал полковник. — Мы бездарно теряем здесь время, а пользы — что с козла молока!
Послышались нервные смешки.
— Почему мы до сих пор не атаковали форт? — наседал Крю на Оллертона. — Мои люди давно готовы!
Оллертон лишь молча покачал головой.
— Но, возможно, вы все же объясните свои действия? — взорвался Крю.
— Прошу не забывать, что командую здесь я! — вспыхнул Оллертон.
— Мы собрались на совет, полковник Оллертон. Вы, кажется, собирались выслушать наши соображения… Индейцы отлично видят нашу беспомощность. Мы и опомниться не успеем, как нас всех перебьют почем зря. Надо сражаться или уходить. Я призываю к атаке!
«Атака, атака!» — прокатилось по рядам офицеров.
Оллертон попытался заговорить, но его никто не слушал.
«Атака!»
Офицеры покидали палатку командира, не дожидаясь его разрешения. Их глаза горели. Капитан Питер Эштон бросил свою шляпу под ноги Оллертону и бегом вернулся к отряду.
К рассвету волнение в лагере не улеглось. Возбужденные люди палили в воздух, а в мэрилендской колонне едва не вспыхнула драка, когда выяснилось, что в отведенном ей пороховом погребе весь порох отсырел…