Лесной кавалер
Шрифт:
Колония еще не привыкла к столь полным победам над воинственными индейцами. Кампанию называли чудом военного искусства. Но кто же он, этот Язон, этот Геркулес западных лесов, этот Бэкон? Много лет назад Вильям Беркли возглавлял экспедиции на Запад, но он никогда не добивался подобных побед. Так кто же он, сделавший все за губернатора и проклятый им за это?
Бэкон, кембриджский барристер, стал оплотом безопасности колонии. И в благодарность губернатор объявляет его вне закона! Трижды «ура» Бэкону! Долой спятившего Беркли!
Беркли созвал заседание совета и услышал массу скверных новостей. Слава Бэкона росла с каждым днем. Глупая молодежь сбегала из дома, дабы присоединиться к его армии для нового похода на индейцев. Губернатора проклинали за беспомощность. Стали раздаваться голоса с требованием его отставки.
Советник Дениэл Парк был одним из немногих, кто осмеливался говорить губернатору правду в глаза.
— Ваше превосходительство, — заявил он, — нам предстоит выбирать одно из двух. Можно послать офицера с приказом арестовать Бэкона, взять на себя командование западной армией и остановить войну с индейцами. Или же признать командующим Бэкона, передав ему все соответствующие полномочия и благословение короля.
— Мы не хотим войны, — негромко сказал Беркли.
— Но война уже идет.
— Подумать только, кто пытается давить на нас? Беззаконная шайка западных бездельников!
— Возможно, сэр, но люди уважают тех, кто не боится принимать решения. Они уверены, что новая ассамблея выделит средства на продолжение кампании.
— Новая ассамблея?
— Да, сэр, — слегка побледнев, ответил Парк. — Что бы мы ни решили сегодня, новой ассамблеи все равно не избежать. Чем скорее будут объявлены новые выборы, тем лучше для общественного спокойствия и порядка.
Беркли сжал кулаки. Он с трудом сдерживался.
Полковник Филипп Ладуэлл пожал плечами и заметил:
— Не вижу в этом никакого вреда, сэр. Дайте им выборы. Пусть соберется новая ассамблея. Но пусть потом толпа посчитает, во сколько им всем обойдется эта война!
По рядам прошел шепоток одобрения.
Советник Бэкон наконец решился заговорить:
— Мой юный племянник не бунтовщик, сэр. Еще до истечения этого месяца он будет в Джеймстауне и явится с извинениями за свое самочинство. Я гарантирую вам его лояльность и уважение к законам. Индейцы убили его надсмотрщика, а ярость — плохой советчик, сэр. Я прошу вас…
Беркли сделал вид, что ничего не слышал и, перебив старика, обратился к Ладуэллу:
— Вы полагаете, что выборы утихомирят западных фермеров?
— Да, сэр, — ответил полковник.
— Благодарю вас, джентльмены. Всего хорошего, — губернатор поднялся и вышел в сопровождении секретаря совета Спенсера.
Сэр Вильям Беркли дряхлел, но его душа оставалась молодой и непокорной. Приняв предложение совета о созыве новой ассамблеи, он проглотил горькую пилюлю, однако сделал это, что называется, сохранив лицо. Политика есть политика. А вот другую пилюлю, в виде растущей популярности молодого Бэкона, он глотать не собирался. Это задевало его лично, о чем он, естественно, не стал сообщать совету.
Как никто другой в колонии сэр Вильям понимал, насколько Виргиния отличалась теперь от Англии. Кроме того, он ясно видел разницу между своевольными западными поселенцами и боязливыми, в высшей степени дисциплинированными буржуа за океаном. Виргиния была не просто дикой, в самой природе ее скрывался бунт. Здесь жили выходцы из трущоб Лондона, Плимута, Ливерпуля, Глазго, Дублина… Сюда присылали всякий сброд за политические и прочие преступления. И править ими можно лишь железной рукой.
Совет боится, но не он. Идти на компромисс с бунтовщиками опасно. Его сочтут слабым, а это — тлеющий фитиль на бомбе заговора.
Молодой Бэкон всего лишь новичок-вольнодумец. Это единственное, что можно сказать в его оправдание. И чем скорее его повесят или на худой конец вышлют из страны, тем лучше. Человек, сумевший подчинить себе не признающих никакой власти западных приграничных фермеров, неизбежно станет источником бесконечных проблем.
Сэр Вильям позвонил, вызывая Кемпа, своего личного секретаря. Затем, даже не заметив вошедшего, он снова предался своим тревожным размышлениям. Пришло время действовать, использовать все, чтобы справиться с опасностью. Вместе с Бэконом умрет и бунт. Если же он продолжит свою самодеятельную, но, черт возьми, столь победоносную, войну с индейцами, все пропало безвозвратно.
— Кемп! — позвал губернатор.
— Я здесь, сэр.
— О, я не видел, как ты вошел, Кемп. Мне нужны корабли.
— Да, ваше превосходительство.
— Мне необходимы корабли. С их пушками на реке мне нечего бояться и тысячи западных бродяг.
— Да, ваше превосходительство.
— Извести Ивлинга, Нокса и Смарта. Ни одно судно, включая торговые, не может покинуть порт без моего письменного разрешения.
Кемп делал пометки на манжете.
— Скажи Неду Беллу, чтобы он готовил свой шлюп, поднимал паруса и шел к Албермерлу. Пусть найдет там Форка и приведет сюда все его корабли. Понятно?
— О да, ваше превосходительство!
— Они должны быть здесь не позже чем через шесть недель, с полным запасом пороха, ядер и продовольствия.
— Я все записал, сэр.
— Все вновь прибывающие корабли задерживать в порту до моего личного решения.
— Да, ваше превосходительство.
— Ступай, и пришли ко мне Артура Уорда.
Уорд, дворецкий губернатора, дряхлый беззубый старик, больше похожий на мумию, чем на человека, был верной тенью Беркли еще с 1656 года. Крепостной слуга в юности, теперь он разбогател и мог бы жить припеваючи, но железная воля сэра Вильяма поработила его разум, и Уорд продолжал оставаться послушным орудием в руках губернатора.
— Есть что-нибудь новое, друг мой? — спросил Беркли.
Старик кивнул, проковылял к креслу и сел, как большая нахохлившаяся птица. Он долго жевал губами, затем, подобрав слова, сказал:
— Вестовой из Энрико, сэр, сообщает, что банда Бэкона стоит лагерем на Аппоматтокс-ривер, в семидесяти милях отсюда.
— Она еще не распущена?
— Нет, сэр. Теперь Бэкон точит зубы на западные племена. Ему чем-то досадили моноканы.
— Кто вестовой? Снова молодой Клейборн?
— О нет, сэр. Новость привез некто Израэл Фигг, торговец железом с верховий.