Лесные тропы
Шрифт:
Крапивник был бы самой мелкой пташкой из всех европейских птиц, если бы не королек; этот еще меньше. У королька на голове, однако, хохол; сам же он желтый с зеленым, похож на синицу, а самка королька гнездо вьет на дереве, не в хворосте, и яиц кладет иногда одиннадцать.
МАЛЕНЬКИЕ КОЛЬЦА
Горихвостка-лысушка — серовато-бурая птичка. Нижние перья хвоста у нее почти красны, за то птичку и зовут горихвосткой. А на голове у нее мелкие белые перья — точно лысина.
Она очень мала, горихвостка, — меньше воробья, но не укрылась от Фильки. Этот оборванец недаром готовится в наблюдатели заповедника. Он шнырит с утра до ночи и знает всех и все. Ему известно, на какой скале гнездится серый гриф. Слазить туда даже Филька не может. Скала высока, обрывиста, к гнезду можно только прилететь. Но показать гнездо, помочь рассмотреть его в бинокль Филька всегда готов.
— Хочешь, на Чатыр-даг сведу, — предложил мне Филька, — пещеру смерти покажу? Костей всяких куча, страсть сколько!
— Да ты, может, врешь?
— Ничего не вру. Дашь трешницу? Череп принесу человечий: большой, маленький — на выбор, цена одна.
— Ну ладно, в другой раз. Теперь куда, пострел, бежишь?
— Горихвосток кольцевать. За трубой четверых, либо пяток одна вывела. Только их не достать — рука не пролезает.
— Ну вот, значит, и врешь. Как же кольца на птенцов надевать, если до птенцов-то не добраться?
— Щипцами доставать будем. Потеха!
И верно ведь, Филька не соврал. В застрехе, в уголке между краем крыши и покривившимся концом водосточного желоба, горихвостка из сухих листьев, сосновых игл, волос и еще какой-то мягкой чепухи устроила свое гнездо. Около трубы у гнезда стоит зоолог заповедника. В руках у него пинцет — длинные тонкие щипцы. Рядом с зоологом босоногий мальчишка держит картуз. Зоолог осторожно просунул пинцет в узкую щель и вытащил птенца, другого, третьего. Пять крошечных существ, почти покрытых сероватыми перьями, попали в картуз мальчишки.
— Скажи пожалуйста! — удивляется Филька. — Я считал пять у нее, а она сколько навыводила. Еще два осталось. Нет, тех не уцепить.
Те выползли из гнезда и забились в дальний конец застрехи. Птенцы в картузе широко раскрывали… что? Конечно, это скоро будут клювы, но пока больше похожи на рты: мягкие, треугольные, с белыми губами.
— Как дрожит, — сказал Филька, вынимая одного птенца, — попробуй!
Мелькает ли какая-нибудь мыслишка в маленькой головенке? Крошечное сердце пичужки бьется толчками, трепещет, сотрясает пернатое тельце, такое жалкое, беззащитное.
— Ну, нечего тут корячиться, — сказал Филька, — лежи смирно!
Он, держа на ладони, переворачивает птенца животом кверху и двумя пальцами другой руки неподвижно держит лапу толщиною с нитку.
— Сейчас, сейчас покормишь, не бойся.
— Это ты кому говоришь?
— А вон прыгает с мухой в носу: матка.
В зеленой чаще ветвей, мелькая ярким хвостом, беспокойно, отрывисто пища, летала птичка. Она что-то держала в клюве и все-таки пищала.
Зоолог надел на лапу птенца алюминиевое кольцо с цифрами — с условным знаком заповедника — и замкнул кольцо пояском на лапе птенца.
— Готов, — сказал зоолог, передавая птенца Фильке, — сажай на место. Следующего давай.
— Отправляйся домой, — напутствовал Филька, запихивая птенца под родную застреху.
В тот же миг туда юркнула горихвостка. Снесла ли она какую-либо закуску, я не уследил, но через мгновение птичка выпорхнула, пропала в зелени и вновь запрыгала, попискивая, по ветвям с червячком в клюве.
А на ладони Фильки, лежа лапками кверху, уже третий птенец получал алюминиевое кольцо. Два ждали очереди, лежа в картузе.
Куда полетят эти пташки с кольцами? Где будут зимовать? Съест их незаметно ястреб, кошка? Погибнут они, убитые, сметенные шквалом при перелете через море, или благополучно подглядит их где-нибудь другой Филька? Будь он курчавый, черный негритенок в Африке, большеглазый мальчишка-итальянец или архангельский паренек с белой, как лен, головой, — все равно. Кто-то подметит кольцо на птичьей лапе, поймает птицу, снесет, пошлет зоологу ближайшей зоологической станции, а тот посмотрит знак и уверенно скажет:
— Эта горихвостка вывелась в госзаповеднике в горах Крыма. Вот откуда она к нам прилетела.
Великое дело — маленькое кольцо на птичьей лапе!
ОХОТА ЗА ГРИБАМИ
Чудесный домик
На краю города окружен плодовым садом домик лесничего. Много в нем разных диковинок. Там заяц спит рядом с охотничьей собакой, кошка возит на спине крысу, ест с ней из одной чашки. Скворцы, чижи, снегири летают по комнатам, и сорока Машка в ответ на все вопросы пронзительно кричит:
— Здравствуй!
Она только это слово и умеет говорить.
Огромная шкура медведя вытянула когтистые лапы и лежит на полу. Чучело белой совы как будто взлетело над письменным столом. Глаза у совы желтые, круглые, светятся, как у живой; и кажется, вот-вот сова взмахнет крыльями.
По стенам, по углам везде ружья, пистолеты. Должно быть, старинные, курки у них точно молотки. Кинжалы висят длинные, короткие, прямые, кривые — всякие. Рогатая голова лося завешена пушистыми лисьими шкурками, а рядом еще какие-то меха — пестрые, хвостатые.
На шкафу целое стадо птиц, всё чучела. Есть маленькие, с воробья, а носы длинные. Тетерев совсем черный, только брови красные. А журавль выше всех — длинноногий, серый.
В углу, около шкафа, часы замечательные. Стоят в углу, точно столб. Деревянные, темные, бьют хрипло, глухо, совсем как большой колокол звонит где-то далеко. И когда они бьют, на полочку монах выходит из дверцы, поклонится и уйдет. Хлоп! Дверца закрылась, как будто внутри никого и нет.
Хозяин всех этих сокровищ — лесничий. Старый, длинный, худой. Он одет во все коричневое, и лицо у него коричневое, даже глаза и те коричневые.