Лесные твари

Плеханов Андрей Вячеславович

ГЛАВА 23

– Демид! Дема! Что с тобой?

Кто-то лупил его по щекам, и довольно сильно. Больно лупил.

Дема открыл глаза. Лека стояла на коленях перед ним и уже замахнулась ладошкой, чтобы в очередной раз влепить ему пощечину.

– Прекратить избиение! – скомандовал Демид. – Лека, ты что, передумала?

– Что – передумала? – Лека вытаращилась на него как на пришельца с того света.

– Умирать передумала?

– Я? Я думала, это ты того… Копыта откинул.

Дема громко заржал.

Лека

посмотрела на него с недоумением, а потом начала хихикать – все громче и громче. Минут пять они хохотали до слез, и не могли остановиться, и катались по траве, и вытирали слезы, и суровые ели смотрели на них с раздражением – вот еще, дети малые, устроили тут концерт на полянке.

– Уф-ф, не могу! – Дема лежал на травке, и держался за живот, и смотрел в небо, и любовался озорными летними облачками. – Красота, Лека! Ей-богу, никуда уходить не хочется. Ты как насчет пикничка?

– Умираю от голода. – Лека уже запустила лапу в рюкзак и уже жевала что-то, набив щеки, как хомяк. – Слушай, по-моему, я похудела немножко. Штаны сваливаются.

– Отставить! – заорал Демид. – Рядовой Прохорова, вы чего это казенное добро без вилки жрете! Совсем культуру растеряли, понимаешь! Ну-ка, встать по стойке смирно, пятки вместе, руки по швам. По швам, я сказал, чего вы их в карманы засовываете?

Лека фыркнула, и крошки недожеванного бутерброда полетели Демиду в лицо. Дема брезгливо отряхнулся, дотянулся до рюкзака и достал оттуда белую ткань.

– Скатерочка, – сказал он с любовью, нежно разглаживая чистую ткань на траве. – Скатерочка-самобраночка. Повернись к лесу передом, ко мне… э… ну, предположим, едой. Дема кушать хочет. Пока тут некоторые без сознаниев валялись, он, как всегда, черную работу делал. И черную работу, и мокрую работу, и всякую противную работу он делал, и все всухомятку. А сейчас Дема кушать будет. Культурно кушать. Потому как он некультурно кушать не могет, как некоторые оборванки. Потому как душа его нежная требует чистоты, красоты и всяческого отдохновения…

Так бормотал Дема, а на столе между тем появлялись всякие тарелочки в вакуумных упаковочках – и салатики, и колбаска копченая, и рыбка специального посола, семужка розовая, ароматная, и буженинка, и хлебушек мяконький, и огурчики малосольные, и, само собой, бутылочка водочки – не какой-нибудь там импортной, с двумя Распутиными, мигающими невпопад, а нашей, местной водочки, экологически очищенной и полезной для здоровья. Удивительно, как Дема дотащил все это, и не выкинул где-нибудь под кустом, но, как вам известно, Дема у нас – двужильный парень, и к тому же гурман и чревоугодник большой, и скорее скинул бы какой-нибудь другой груз – например, Леку, чем свой упакованный закусон. Вот такой молодец наш Дема, не забывает о душе! И сидит он уже перед своим дастарханом, как турецкий паша, и хлебосольно проводит рукой над скатертью, и говорит голосом ласковым, со всей культурностью:

– Садись, дорогая гостья, – говорит он. – Садись, сладкая моя Лека, и кушай, что хочешь, даже икру. Не жалко. Только кушай культурно, а то

я тебе руки вырву, солнышко мое ненаглядное. Потому как мне твое крокодилье заглатывание пищи весь аппетит перешибает.

И сидят они вдвоем, и кушают интеллигентно, жуют с закрытыми ртами, и пальцы не облизывают, а вытирают культурно о штанину. И пьют водку из маленьких хрустальных лафитничков с синими искорками на гранях (хотя у автора есть подозрение, что это простые пластмассовые стаканы, но кто теперь докажет?), и ведут приятный разговор.

– Демид, где мы?

– Черт его знает. Ик! – Дему одолел приступ икоты и он сделал большой глоток из фляжки. – Где-то в еловом лесу. Ты сама хоть что-нибудь помнишь, Лека?

– Ты пропал. Говорили, тебя в тюрьму посадили. Я совсем одна осталась. И Лесные позвали… Позвали меня в Круг. Они сказали, что все расскажут мне. Но карх пришел раньше меня. Он убил всех. А дальше я не помню ничего. Только помню, что кто-то сказал мне, что надо найти Знающего.

– Я нашел Знающего. – Дема вдруг посерьезнел, даже жевать перестал. – Знает-то он, судя по всему, много, да так ничего мне толком и не сказал. Впрочем, одну неплохую мыслишку подкинул…

– Кто он, этот Знающий? Откуда он?

– Думаю, он оттуда, – Дема ткнул пальцем в небо. – От Создателя нашего. Так сказать, посол по спецпоручениям – старый, как мезозойская эра, и уставший до чертиков. Судя по всему, меня снова втянули в большую игру со сплошными летальными исходами. Хотя задача на теперешний момент проста – надо убить Короля Крыс, карха. Иначе он убьет меня. Я ему почему-то очень не нравлюсь.

А дальше Демид вкратце рассказал, кто такой карх, и откуда он взялся. Рассказал и о культе Короля Крыс в городе. Поведал, за что его запихнули в тюрьму, и как он оттуда выбрался.

Но о самом главном Дема почему-то промолчал – наверное, из скромности. Ничего не сказал о том, что он – Последний кимвер, и что все страсти разгорелись именно из-за его скромной персоны. О том, что как только земной срок его закончится, закончится и Время Человеков.

Страхи-то какие.

Пожалуй, Дема и сам в это не очень-то верил. Вовсе не хотелось ему быть столь значительной фигурой, да еще и подлежащей торжественному закланию. И уж тем более не хотелось быть бессмертным. Насмотрелся он только что на одного бессмертного. Непохоже было, чтобы Бьехо получал какое-то удовольствие от своей бессмертности. Бьехо выглядел, как человек, который очень хотел умереть. Он устал от жизни.

– А я? – спросила Лека. – Что ты обо мне расскажешь?

– Да ничего хорошего. Я получил твой телепатический сигнал, бросил все свои дела в городе и помчался тебя выручать. Еле нашел тебя – в лесу, на березе, голую и окоченевшую. И что ты думаешь? Вместо того, чтобы с радостью кинуться ко мне в объятия, ты устроила безобразную потасовку. Кричала на каком-то неприличном языке, кулаком мне в глаз засветила! Вот, фонарь видишь? – Дема дотронулся до лилового синяка на скуле. – Твоя работа. Степка – свидетель.