Лесси
Шрифт:
Такой пищи хватало для поддержания жизни, но и только. Никто не наблюдал за Лесси зорким глазом, не следил за ее весом, не приглядывался к цвету десен, не ухаживал за ее шерстью. Никто не говорил:
«Она спустила фунта два — прибавим ей к обеду говяжьей печенки!»
«Что-то она стала вялой — надо давать ей на завтрак кружку молока. И можно еще разболтать в молоке сырое яйцо — если она станет это есть!»
«Гм!.. Что-то мне не нравится цвет ее десен. Я думаю, ей бы хорошо ввести в рацион рыбий жир — по одной столовой ложке в день. Это приведет ее в норму!»
И не было всех тех забот, какими окружена царственная собака, почивающая ночью в своей сухой конуре. Вместо той красавицы была теперь собака с худыми, запавшими боками, с изодранной и кудлатой шерстью; с застрявшим в «оборках» и хвосте репьем. Но это все еще была собака, которая всю свою жизнь прожила в любви и холе, а потому не знала никаких болезней. И теперь сказались те годы заботливого ухода. Потому что костяк у нее был крепкий и мускулы сильные, и они не сдавали в этом долгом пути — миля за милей, изо дня в день.
А еще у нее были храброе сердце и верный инстинкт. И собака день за днем неуклонно шла на юг, по Горной стране, зарослями вереска и орляка, через горы и равнины, через реки и леса, шла неуклонно — и всегда на юг.
Глава двенадцатая
ЧТО УВИДЕЛ ХУДОЖНИК
Лето было в разгаре. Лесли Фрит праздно лежал навзничь на носу гребной лодки. Он блаженно попыхивал трубкой и смотрел, как дым безмятежно поднимается в холодном утреннем воздухе и уплывает назад, туда, где Мак-Бейн мерно закидывал весла.
— Лучше бы мне пересесть на корму, мистер Мак-Бейн, — сказал он.
— Нет, мистер Фрит, лучше так, она у меня любит равновесие, я же вам говорил. Лодка с норовом, — сказал гребец.
Фрит спокойно попыхивал, наслаждаясь погожим деньком. С этими твердолобыми шотландцами не поспоришь. Если Мак-Бейну угодно, чтоб он сидел на носу…
Его глаза упивались великолепием шотландского пейзажа, и Фрит был счастлив. Озера — благодатные охотничьи угодья британских рыбаков — означали для Лесли Фрита нечто другое. Они были местом, красота которого, искони ценимая шотландцами, влекла, как магнит, и английских художников. Лесли Фрит был из тех, кому никогда не надоедала переменчивая игра света и тени над водкой гладью и лиловыми горами. Он каждое лето приезжал сюда писать красками и освежить свою дружбу с Мак-Бейнами, которые с суровым радушием привечали его в своем доме и отдавали ему под мастерскую отличный каменный сарай.
Итак, довольный ясным днем, он лежал на носу, покуда не заскрипела под днищем галька маленького островка. Он машинально помог Мак-Бейну выгрузить все принадлежности — этюдник, холсты, жестяные ящики с красками. Он поставил холст и складной стул. Потом склонил голову набок и посмотрел на свой незаконченный пейзаж.
— Ну, так. В обед я за вами приеду, — сказал Мак-Бейн.
— Хорошо, мистер Мак-Бейн. Мне тут еще на несколько часов работы. Как по-вашему, получается?
Мак-Бейн важно отошел на правильную дистанцию и, закрыв один глаз, стал нагибать голову то на правый бок, то на левый. Все долгие зимы Мак-Бейн при случае мог часами спорить в маленькой гостинице у озера, что этот его мистер Фрит был чуть ли не величайшим английским пейзажистом, перед которым преклонились бы все мастера голландской и французской школ, когда б они дожили до наших дней. Но в присутствии самого художника Мак-Бейн никогда не позволял себе выдать, свое, несомненно, пристрастное мнение.
— Что ж, раз уж вы меня спрашиваете, я бы сказал, у вас оно выходит как-то вроде бы немножко не так. Вода вроде бы немножко ярковата и слишком пестрая, и никогда я не видел, чтобы гора была такого цвета, и облака у вас очень удивительные. Но в общем, скажу я, картина отличная.
Лесли Фрит улыбнулся. Он привык к критическим замечаниям Мак-Бейна. Мало того — он их, в сущности, ценил, потому что суровый шотландец обладал верным глазом и понимал красоту родного края. Фрит покивал головой, глядя то на свой этюд, то на пейзаж перед глазами. Он думал о том, как тихо все вокруг. Нигде ничто не шелохнется, только чуть поплескивает вода под днищем лодки у берега. Ничто не шелохнется — только…
Он сощурил глаза.
— Гляньте-ка, мистер Мак-Бейн… Никак, олень?
Шотландец посмотрел, куда указывал протянутой рукою Фрит. Обшарил глазами весь берег по северной стороне. Тяжелые рыжие брови нависли, точно затем, чтобы заслонить собою серо-голубые глаза.
— Олень, да? — повторил свой вопрос художник. Мак-Бейн молча покачал головой. Его глаза, привычные к простору, были острей, чем у англичанина.
— Ну-ну, никогда б не подумал! — провозгласил он наконец.
— Что там такое?
— Собака, — сказал старик.
Он щитком поднес ладонь к глазам. Художник сделал то же.
— Так и есть. Теперь и я разглядел.
Удостоверившись, что это не олень, Фрит вернулся было к своему этюду, но старик все еще не сводил глаз с собаки. Его пристальное внимание заставило и художника снова обратить на нее взгляд.
— Колли, — сказал Мак-Бейн. — Как она сюда попала?…
— Ну, верно, здешняя — с какой-нибудь фермы.
Шотландец покачал головой. Не сводя глаз с собаки, он увидел, что она подступила к самой кромке воды и зашла в озеро на несколько футов от берега. Потом вернулась назад, пробежала берегом несколько ярдов и попробовала еще раз. Это повторялось опять и опять, как будто она ждала, что где-нибудь на новом месте вода исчезнет и под ногами окажется сухое дно.
— Вон оно что, мистер Фрит! Она, значит, ищет, где бы перейти.
— Может быть, она хочет пробраться следом за нами на остров?
— Нет. Она ищет, где перейти.
Как будто чтобы устранить все сомнения, послышалось жалобное скуление — тот ряд коротких взвизгов, каким собака выражает свое недоумение, когда наталкивается на непонятную помеху.
— Так и есть, хочет перейти, — повторил шотландец. — Подгребу-ка я, пожалуй, к тому месту и…
С этими словами он подошел к отмели и, взявшись за нос, приподнял лодку. Погруженные в воду весла застучали в уключинах, и шум разнесся, вихрясь, по тихой поверхности озера. В это мгновение Лесли Фрит увидел, что собака подняла морду и повернула в сторону.
— Ока уходит, мистер Мак-Бейн, — окликнул он гребца.
Шотландец поглядел на берег. Он встал. Оба, художник и гребец, увидели, как колли нырнула под кусты. Теперь они только в отдельные мгновения могли видеть, как собака неуклонно бежала вдоль озера, кромкой берега, на запад, Она бежала уверенно, как будто теперь уже твердо приняла свое решение.
— Побежала в обход, — сказал Мак-Бейн. — Бедняга — не близкий это конец.
— По-вашему, она хочет обогнуть озеро? Но это же мили и мили…