Лестинца
Шрифт:
– Я сейчас, - сказал он только, и мгновенье спустя уже мчался в густом подлеске, по направлению к поляне.
Достигнув поляны, охотник застал там полный переполох. Вожак с рычанием рассылал остальных, то и дело возвращавшихся из леса, по каким-то поручениям, изображая бурную деятельность. Шаман рвал и метал, потрясая воздетыми к небу руками. Кругом царил шум, гам и хаос.
Обойдя поляну кругом, Ригг, оставаясь скрытый лесом, заметил давешнего своего противника. Тот лежал все на том же месте, и какая-то женщина убивалась над ним.
Кровь
Меж тем раненый подсовывал женщине тяжелую дубину, глядя на нее кротко и даже умоляюще. Та, все еще заливаясь слезами, исполняя тяжелую обязанность, подняла оружие двумя руками и тяжело обрушила ее на голову раненного, обрывая мучения.
Ригг, возвращаясь, пребывал в еще большем смятении. Мысль, что из-за него погиб человек, наполняла ноги непривычной тяжестью, лишая легкости шага.
Крын, едва опустился на землю, тут же заснул.
– Ну почему тот, кто храпит, всегда засыпает первым?
– задал риторический вопрос Итернир.
Странное дело, но никто не ответил. Он постоял немного, выискивая место для себя и одновременно прислушиваясь к позывам организма, и необъяснимо вдруг понял, что ему захотелось прогуляться по лесу. Он неторопливо отошел в сторону от спящего Крына и отдыхающего принца.
Лес здесь был уже не той приветливой кудрявой дубравой, в которую они вошли вчера. Деревья здесь были другие, незнакомые. Вместо нежных листьев у них были иголки, и они мрачными, седыми ото мха великанами поднимались ввысь, отнимая тепло и свет солнца.
Сырой плотный воздух нес густые запахи. Ноздри Итернира затрепетали, под напором лесных ароматов. Ему никогда еще не приходилось испытывать таких ощущений, как сейчас, при виде этой дикой первозданной суровой природы.
Голова слегка гудела и туповато ныла из-за второй бессонной ночи. Мысли так и норовили потерять четкость очертаний.
Должно быть, думалось ему, трудно здесь выжить. Хотя, не мертв же этот лес. Живут же здесь как-то звери, птицы. И человек должен быть способен выжить. Надо только внимательно слушать этот лес, уметь услышать и учуять каждый шорох. Надо его понимать. Даже не головой понимать, не разумом, а чувствами, самым нутром. Не видеть ветку под ногами, готовую хрустнуть, а чуять ее...
Подвластный духу леса, он чуть согнулся, шаг приобрел упругость и бесшумную легкость. Ему казалось, что он чувствует все запахи, звуки, понимает их. Он уже каким-то другим, внутренним взором видел богатую жизнь леса. Здесь недавно прошло семейство кабана. Это дерево простоит совсем недолго, далеко вокруг разносится шум усердно работающих над этим древесных жуков. Вот белки ссорятся в просторном дупле этого исполина. А здесь стая волков загоняла оленя.
Хищным животным он мчался в лесной глуши. Ни один лист не шелохнулся, ни одна хрупкая ветвь не потревожена. Чуткие ноздри улавливали любой запах. Уши, прижатые и чуть сдвинутые назад, не пропускали мимо ни одного звука.
Едва успев понять, что проголодался, он напал на след зайца. Стрелой сорвался с места, настигая жертву. Ноги столь мягко и чутко ступали, даже несмотря на скорость бега, что заяц даже не услышал, что его преследуют. Лишь почувствовав на себе дыхание хищника, понял, что пропал, но было поздно.
Острыми зубами Итернир ухватил горло, рванул. Горячая кровь заструилась по губам, наполняя силой, опьяняя ощущением победы. Он рвал зубами еще трепещущую плоть жертвы, глотал сразу, не прожевывая. Вот это жизнь!
Только это и достойно называться жизнью.
Он вновь бесшумно несся, низко стелясь над землей. Еще теплая кровь на губах пьянила. Он чувствовал себя невероятно сильным и могучим. Хозяином этого леса.
Внезапно в стороне мелькнула чужая светлая тень. Круто свернул, выходя на след пересекшего границы его владений. Хищник всегда должен быть готов к охране своих охотничьих угодий, тем более от себе подобных. Теперь Итернир уже видел врага. Тот выглядел также почти как он, только чуть мельче и моложе. Белый окрас противника раздражал. Итернир смутно почувствовал, что где-то уже его видел, но память упорно отказывалась помочь, выталкивая лишь на поверхность чувства враждебности и раздражения.
Чужак выскочил на узкую прогалину, развернулся и взвыл, вызывая на поединок.
Звериная свирепая ярость захлестнула Итернира, он бросился в бой. Представляя себе только, как вцепится зубами, в это белое горло, рванет нежную кожу и напьется крови врага.
Два человека, не вставая с четверенек, рыча и разбрасывая вокруг пену ярости, вцепились друг в друга, позабыв об оружии, висящем на их поясах. Все смешалось в один ревущий клубок.
– Стойте! Остановитесь!
– с криком появился Ригг на краю прогалины, - что же это вы, как же ж так можно!
Он и следовавший за ним по-прежнему сонный, но обеспокоенный Крын, бросились разнимать дерущихся. Те же, в самом деле, не были похожи на людей. Местами из расцарапанных или прокушенных ран сочилась кровь, размазываясь по грязной коже. Одежда потеряла всякий вид.
С большим трудом растащили. Но принц, извернувшись, хватанул зубами Крына, держащего его, тот от неожиданности ослабил хватку, и принц вывернулся. Вновь дерущиеся покатились по земле.
– Давай-ка, держи его!
– вновь ухватил Ригг Итернира, пытаясь выдернуть его из схватки.
Кан-Тун по-прежнему кусался и царапался, от чего доставалось и охотнику.
Когда Крын снова обхватил принца в необъятных своих руках, Ригг сдернул с пояса веревку, и попытался спеленать Итернира.
– Подержи-ка его, подержи, - приговаривал он Крыну.
Даже когда оба оказались туго связанны, они продолжали бешено рычать и метаться. Принц пробовал перегрызть веревку.
– Да что же это с вами сделалось?
– пробормотал Ригг, присев перед Итерниром, и сказал, - это же я, Ригг. Как же ты меня не помнишь?