Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Я отхлёбываю и погружаюсь в сплошной экстаз. У Ильи - великолепная кофеварка. Но вообще - пижон он несчастный. И - мне очень интересно, но не нравится, что он общается с аборигеном, как с домашним питомцем... Или - как с лабораторным животным? Или - тут хуже?
– Вот смотри, - Илья, между тем, показывает другой череп. Изрядно других очертаний, чудесный череп нги, похожий на человеческий, рассчитанный на крупный мозг, с челюстями цивилизованного существа, не рассчитанными на разгрызание костей и откусывание кусков тела от ближних своих. Череп юного существа, если судить по зубам и едва заросшим швам.
– Эволюционный скачок налицо, но и преемственность очевидна. Вот - челюсти лёгонькие, взгляни ещё на скуловые
– А это чей череп?
– спрашиваю я.
– Ведь не из раскопа же?
– Да нет, конечно. Череп Кирькин. Я же его сканировал вдоль и поперёк, когда мы делали ему пластику. Да и вообще, биологической миссии его местные боги послали, оба-два, - говорит Илья со светлой улыбкой.
– Лянчинский Творец и Отец-Мать, бог-гермафродит нори-оки. Кирька в обоих верит.
Кирри задумчиво проводит пальцем по темени макета собственного черепа. Илья смотрит на него нежно.
– Нгишечки - прелесть, - говорит он.
– Умнички. Кто бы мог подумать, что зайка из кочевого племени, ну буквально архаичный строй, считай - каменный век, за три с небольшим года станет моим лаборантом фактически?! И смотреть на него - одно удовольствие. Ну картинка же. Недаром на него лянчинцы глаз положили - это его лянчинцы просветили, что он хорошенький.
– Удивительно, как ты его ещё насмерть не загладил, - говорю я.
– Он же - парень всё-таки...
– Этнограф, - ухмыляется Илья снисходительно.
– Все нгишечки - девочки.
Я в ауте. Чуть не выплёскиваю на себя остатки кофейной гущи.
– Гхм... прости. Это - как?! Новое дело.
– Коля, пойдём в лабораторию, я тебе покажу, как они устроены на самом деле. За кофейком. И вообще - безобразие, что вам этого не объясняют на пальцах. Ксенопсихология, этнография... Господи, прости!
– Не трудись, - говорю я.
– Я знаю физиологию нги в общих чертах, а сейчас смотреть на них в разрезе нет настроения.
– Вот же... Мы, значицца, брезгливые, да? Чувствительные? Надо бы тебе показать в тонких частностях... ну да Бог с тобой. Слушай сюда, - Илья наливает ещё кофе, вальяжно разваливается на диване - и Кирька немедленно устраивается рядом. Илья берёт его ногу, снимает кроссовку, показывает мне маленькую ступню - узкую, действительно похожую на девичью в лапищах землянина.
– Внешние отличия тебе видны? Кроме зубов - крайняя эластичность соединительной ткани, крайняя, - и тянет носок Кирьки сперва вперёд, потом назад.
Душераздирающее зрелище. Кирька мог бы стоять на пуантах, не напрягаясь, но куда невероятней - его способность вывернуть стопу вперёд под невероятным углом, почти касаясь кончиками пальцев лодыжки. Кирька жмурится и морщит нос.
– Ты ему ногу не сломай!
– вырывается у меня само собой. Я знаю, что нги-унг-лянцы гибче людей на порядок, но смотреть всё равно жутковато.
– Да брось!
– смеётся Илья и отпускает ногу Кирьки. Тот немедленно натягивает кроссовку и принимается её шнуровать.
– Гуттаперчевый мальчик. Каучук, а не соединительная ткань. Везде, на всём теле такая, а в этом возрасте - особенно. Я его могу согнуть в колечко - поэтому в местном цирке, говорят, номер "женщина-змея" не в чести... За счёт этой особенности у них и таз раздвигается. Конструкция на эластичных шарнирах. Меняться неприятно, конечно - но в пределах нормы, понимаешь, к чему клоню?
– Пока не очень.
– Создание тела женщины - столбовая дорога эволюции, - говорит Илья, подняв палец.
– А всё остальное - надстройки, декор, гормональные стимулы. Нги до третьего месяца беременности формируется как девочка, а уж потом часть гениталий отводится на всякие сражения и приключения. Пенис с мошонкой - для любого нги предметы вторичные и жизненно не необходимые. Могут быть идеально развиты. Могут быть неидеально развиты. Могут быть вообще недоразвиты. Это в будущей жизни нгишечке не помешает. Фактически любой из них сформирован полноценной женщиной со всей встроенной системой необходимых инстинктов, которые только дремлют до поры - до времени. Их альфы-доминанты с высоким уровнем гормонов рвутся в бой и имеют стимул победить. Беты-гаммы - играют в поединок, как в лотерею. А омеги... они не избегают боя, их же тоже влечёт инстинкт, но они имеют, скорее, стимул проиграть. Обрести собственный абсолют через трансформ...
– Погоди, погоди, - пытаюсь я вставить слово, но Илья уже завёлся.
– Я понимаю, что вам, дилетантам, при виде их обрезания хочется вопить: "Кастрация! Кастрация!" - продолжает он с видом профессора на кафедре.
– Ага. Уже. Кастрировать нги - это надо сильно умудриться. Полостная операция требуется, невозможная при их уровне медицины. Обрезание их - это определение естественного пола, понимаешь? Они не воспринимают это, как земляне - кастрацию! Ух, сколько я слышал воплей идиотов о "нестерпимой психической травме" у нгишечек, которые стали "условными девочками"! Травма... Физическая травма - бывает разного уровня, в зависимости от драйва, от гормонального всплеска: бывает, как при дефлорации, бывает, как при родах. Но "нестерпимая психическая травма" - точно в том же диапазоне, понимаешь?!
– Земная девочка во время дефлорации может быть совершенно счастлива, а может быть жестоко травмирована, в том числе и психически - если это, скажем, делает насильник. Ты об этом?
– Вот! Вот именно!
– Илья энергично кивает. Кирри с любопытством слушает, облокотясь на его колени.
– Нгишечка может быть совершенно счастлива, если после поединка с сильным гормональным выбросом её обрезает сильный партнёр. У них вот тут, - Илья показывает пальцем точку на голове Кирьки, в паре сантиметров от макушки, - есть любопытный центр, возбуждающийся во время поединка и выделяющий стимулирующий гормон и очень своеобразное вещество. Своего рода естественное обезболивающее. И наша лапочка может испытать полноценный оргазм непосредственно после обрезания - если поединок возбудил это местечко. А может сильно страдать, если её не разогрели, резанули по-живому. Конечно, в последнем случае и процесс трансформа идёт медленно и мучительно - настоящей гормональной поддержки-то нет.
– Да не торопись ты... а никудышники?
Илья вздыхает.
– Нормальное человеческое изуверство. Природа подсказывает нам: после обрезания должно последовать спаривание, иначе - зачем обрезали? А люди отсекают бедолаге все возможности, это - своего рода блокирование негодного генетического материала. Негодяй - ну, скажем, с точки зрения общества или с точки зрения конкретного индивидуума, размножаться не должен. Но и твой никудышник - не кастрат, ни физически, ни психически. Он, с некоторой долей приблизительности, может быть уподоблен женщине, которая не может родить и испытывает трудности интимного плана. Вроде вагинизма. Конечно, операция часто вызывает застой везде и не добавляет привлекательности... Но - человеческое общество, что поделаешь. В разы терпимее, чем земное, кстати.
– Поэтому они так легко вписываются, - говорю я.
– Смиряются. И ведут себя так естественно. Ты к этому клонишь?
– Ты понаблюдай, как играют дети, - говорит Илья.
– Нянчатся с младшими, со зверушками... у маленьких есть куклы. Чем старше - тем агрессивнее, Время же приближается. И сдаётся мне, что слово "мальчик", которым вы переводите это словечко на всех языках, которое означает ребёнка, на самом деле адекватно слову "дитя". Очень по-русски и очень точно.
– Дитя. Да, - говорит Кирри. Он смотрит в лицо Ильи снизу вверх, запрокинув голову.
– Илья знает всё-всё. Что внутри у людей. Что внутри у зверей. Что внутри у гор. Я же сказал: он - божество.