Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Я никогда не убью друга, думал Ра. Как бы ни сложился мой поединок, друга я не убью ни за что. С нынешнего времени я начну тренироваться целыми днями, научусь всем боевым техникам на свете - и к поединку буду готов победить так, чтобы мой друг остался жив и чувствовал как можно меньше боли. И я никогда не скажу своему другу, что не женюсь, если выиграю - это подло.
Я буду убивать только врагов, думал Ра. И Старший Брат после этого тоже, вероятно, будет убивать только врагов. Мы же не такие гады, как юный ведьмак. Почему Т-Кен дал этому убийце измениться и сделал своей женой? Это ведь несправедливо...
Тогда Ра и представить себе не мог, что полгода спустя Старший Брат убьёт на поединке Юношу Яо из Семьи О-Ми, намеренно и абсолютно
А Старший Брат мало-помалу совсем сменит свиту на компанию городских головорезов, приобретя прочную репутацию человека без сердца.
***
Запись N24-08; Нги-Унг-Лян, Кши-На, пригород Тхо-Н
Сегодня начинаю работать всерьёз.
Как я, вроде бы, уже говорил, в приступе доброжелательности ребята с биостанции хотели подкинуть меня ночью почти до города. Пришлось поблагодарить и отказаться: легенды о НЛО в этом мире совершенно не ко времени. В результате последние километров двадцать я прошёл пешком.
Поздняя весна; по земным меркам - май; умеренный климат, вроде земных средних широт. Всё цветёт. Деревья стоят в цветах, как в облаках - белых, розовых, золотисто-жёлтых, из-за этого буйного цветения на многих растениях не видно листвы. Розовая акация пахнет ванилью или чем-то похожим; нги-унг-лянская айва пахнет мёдом и корицей, златоцветы пахнут мёдом и хмелем. Вокруг всего этого великолепия жужжат местные пчёлы, бело-жёлтые мохнатые шарики с крылышками. Очень жарко.
Впервые увидел аборигенов и поговорил с ними в деревушке Ф-Дэ, почти в пригороде уездного городка. Насколько я знаю, неподалеку от деревни проходит проезжий тракт, чужаками их не удивишь - но мелюзга всё равно глазеет на меня, приоткрыв рты. Немного странно видеть стайки мальчишек разного возраста без признаков девчонок поблизости; такое чувство, что женщины падают с неба взрослыми. Мальчишки, как в любом обитаемом гуманоидами месте, носятся, вопят, дерутся на палках или на самодельных деревянных мечах - но я заметил, что кое-кто из местной однородной в отношении пола мелюзги, особенно совсем маленькие, нянчат тряпичных зверушек. Старшие присматривают за мелюзгой привычно и с готовностью - здесь это заметнее, чем на Земле.
Взрослых я интересую меньше, чем детей - у взрослых свои взрослые заботы. Я останавливаюсь у плетня, за которым чистенький дворик, прошу молодую женщину, которая кормит цыплят, принести воды. Она окидывает меня взглядом, усмехается:
– Не очень внятно говоришь.
Да, красавица, язык у вас фонетически невозможный - чуть другой характер звука придает совсем другой оттенок смысла. Практика на Земле совсем не то, что практика с носителями языка. Через недельку на Нги-Унг-Лян акцент пропадет.
– Я здесь чужой, - говорю виновато.
Она уходит в дом. Здешние женщины бывают поражающе красивыми; эта, к примеру, - высокая, гибкая, с великолепными формами. Тяжело поверить, что это "условная самка", фактически - трансформированный мужчина. Одежда - длинное платье из тонкой ткани, что-то, напоминающее корсаж - округляющее и приподнимающее грудь; шарф вокруг бедер и накидка-пелеринка с набивными голубыми и жёлтыми цветами. Костюм подчёркивает её женственность, так же, как мужские костюмы подчёркивают мужество своих носителей. Тело тут скрывают очень тщательно, зато грудь у женщин и пенис у мужчин акцентируют одеждой, как могут: цветом, формой, кроем... Это значит "я - состоявшийся член общества, важный и ценный", к таким вещам относятся серьёзно.
Когда красавица приносит чашку с водой, я спрашиваю о работе.
– Тут нет таких, у кого лишние деньги, - говорит она.
– Всяк справляется сам. Иди в город, на базар.
Кажется, она мной слегка брезгает. Восхищённые взгляды на чужих подруг тут не в чести, тем более, если смотрит неуклюжее и косноязычное чудовище. Делаю смущённый вид: да, я безобразный чужак, сейчас уйду. Она забирает чашку. Мальчишки - лет трех и лет пяти - зовут её в глубь двора, и она уходит.
Я воодушевлен. Первый контакт прошёл не так плохо. Меня приняли, я не вызываю чрезмерной неприязни, я не кажусь более чужим, чем иностранец. Я отправляюсь в город.
Лес бел, золотисто-розов и фиолетов. Акация впечатляет больше всего: нежнейшие розовые мотыльки цветов в золотом пуху тычинок, благоухая, осыпают голые и чёрные колючие ветви - необыкновенно нервная и утончённая эстетика. Наверное, из-за этого контраста ощетиненных колючек и розовой нежности акация и считается в здешних местах символом всего прекрасного, а уж любви и боя - в особенности. Тот, кто будет обрабатывать мои видеозаписи, получит настоящее эстетическое удовольствие.
Видеозапись ведётся всегда - и всегда, непрерывно, транслируется на спутник. Потом её обрабатывает компьютер - на предмет выявления фрагментов, выделенных этнографом; аналитики получают уже только то, что предназначено, по мнению исследователя, для всеобщего обозрения.
Остальное, правда, хранится в базе данных Интеркосмического Этнографического Общества. Хорошо, что архив закрыт семью печатями и доступен только специалистам с супер-пупер-полномочиями - а то какой-нибудь маньяк вполне мог бы поднять видеозаписи и понаблюдать за бедолагой-этнографом в сортире, в постели, в проблемах и в неприятностях. Этнограф - существо публичное, во всяком случае - этнограф во время работы. Жизнь наша - как свеча в фонаре.
Первые модификации следящей аппаратуры, используемые в свое время ещё КомКоном, представляли собой фальшивые драгоценности: объектив камеры встроен за "бриллиантом", микрофоны - где придется. Неудобно: камера в ухе вечно закрыта волосами-воротником-головным убором, орден дает чёткую картинку окружающих животов, а перстни не выдерживают никакой критики. Оптимален обруч на голове - "а во лбу звезда горит" - да, всё это представляет из себя, если мир соответствует и твоя роль соответствует, но "бриллиант" можно потерять, его могут украсть, его могут разбить - сплошное искушение для аборигенов. И ещё хорошо, когда такая диадема не противоречит местной моде. А сколько на белом свете миров, где таких украшений не существует, таких статусов не существует, просто условий для звезды во лбу не существует в принципе? Да и соответствующая роль... каждый раз, когда я читал отчеты восьмидесяти-столетней давности, невольно представлял себе этнографа-антропоида из чужого высокоразвитого мира, сошедшего на грешную Землю веке в восемнадцатом и явившегося с такой лучезарной блямбой в сибирскую деревню... Какое счастье, что всё совершенствуется!
Мне бы с такой бижутерией пришлось очень кисло. Роль бы не оправдала, да и диадем местные ребята не носят вовсе. Мои сканеры встроены непосредственно в глаза, информация передается по зрительному нерву и далее - на имплантат, вживленный в затылочную кость. Крохотные микрофоны, существующие в коже под ушными раковинами, пишут звук. И всё это безобразие я непрерывно транслирую в астрал... то бишь, на спутник слежения. Как там шутили в стародавние времена? Левым глазом фотографирую, правым - проявляю микроплёнку, хе. "Нужное и ценное" выделяется особым движением зрачка, его долго и специально тренируют, доходит до автоматизма - чуть увидишь что-то интересное, тут же, автопилотно, сооружаешь этот зрительный кульбит, "вугол-нанос-напредмет". Что до всяческих неприятностей и проблем - так мы считаем, что компьютер, читающий материал, должен непременно засечь сигнал SOS, а это поможет спасателям немедленно вытащить этнографическую душу грешную из любой задницы, куда она провалится. Хорошо бы.