Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
***
Запись N73-05; Нги-Унг-Лян, Кши-На, поместье А-Нор
Маленький Лью собирается к своему сюзерену на Праздник Листопада. Я намерен его сопровождать.
Хорошее было лето. Плодотворное. Я узнал по-настоящему много, но главное - я начинаю привыкать. Я чувствую себя очень славно: похоже, мои отношения с аборигенами налаживаются.
Мать Лью, Госпожа А-Нор, ко мне благоволит. Ещё бы - я из кожи вон лезу, чтобы стать в её маленьком хозяйстве незаменимым. Я - демонстративный бессребреник. Я успел ей объяснить, что на свете один, как перст, что, в сущности, просто искал замену семье и людей, в общении с которыми можно забыть горе - всё отлично сошло. Я получаю за работу
Да, он - старший. У него двое братишек, девяти и семи лет. С тех пор, как их отец умер от какой-то сердечной болезни, сюзерен не платит Семье - и они, непонятно как, существуют на скудный доход с земель. Клочок земли сдается крестьянам в аренду, арендная плата вносится, большей частью, не деньгами, а натурой - Госпожа А-Нор едва сводит концы с концами. Усадьба представляет собой небольшой дом, изрядно подбитый ветром, окруженный обширным и довольно сильно заросшим садом; крыша покрыта не черепицей, а тростником, внутри - чистенько прибранная нищета. Единственные предметы роскоши - книги, письменный прибор, оружие и несколько отличных картин на шёлке, оставшихся с лучших времён. Госпожа А-Нор бережет, как зеницу ока, выходную накидку - а собственное приданое постепенно перешивает в детские костюмчики. Она мне нравится, эта худая, жёсткая женщина с резкими движениями, которая смягчается только в обществе детей. Её моральные принципы неколебимы; в деревне говорят, что Госпожа А-Нор резко развернула к порогу какого-то состоятельного хлыща, пожелавшего на ней жениться. Сказала, что честная женщина принадлежит тому, кто сильнее, а не тому, кто богаче - а сила проверяется только поединком. Это в том смысле, что женщина не может сражаться: если ты проиграл, то это был последний поединок. Гордячка. Вероятно, очень любила мужа; за это говорит ещё и её фигура. По народным приметам, чем сильнее чувства, тем легче и точнее проходит метаморфоза - любящая буквально становится красавицей. Забавно, что у примет есть вполне научное обоснование: жаркая страсть - более сильный гормональный выброс.
Кроме меня, Госпоже А-Нор служит пожилая семейная пара - садовник, он же лакей, и кухарка. Садовник - суровый мужик, ровесник моего персонажа-горца, то есть, ему лет сорок; он давно женат, уже вышел из возраста возможных гормональных перестроек, его лицо огрубело, а тело как бы отлилось в форму, утратив большинство женских чёрточек. Кухарка - смешливая толстая тетка, совсем земная. "Условные женщины" сильно полнеют в двух случаях: при неудачной метаморфозе и от страстной любви к еде - у кухарки второй диагноз. Дети этих почтенных людей изображают свиту Лью, когда и они, и Лью свободны от домашних забот. Забот хватает: сад, конюшня, птичник, где живет кое-какая живность; я ухаживаю за местной домашней скотиной, делаю массу домашней работы - и наблюдаю именно то, что хотел.
Непринуждённую и непарадную сторону жизни.
У Госпожи А-Нор нет средств содержать домашнего учителя, но детям нужно образование; она учит их сама - у моей Госпожи каллиграфический почерк, отличная память и изощренная фехтовальная техника. Младшие дети учились фехтованию у собственной матери, а их мать, будучи в статусе Юноши, когда-то считалась третьим мечом уезда. Отец Семьи, насколько я понимаю, и вовсе был фехтовальным монстром - до самой смерти он учил детей сюзерена; Лью начинал учиться именно у него, а с мамой только оттачивал мастерство. Теперь он рубится со мной - он совсем непростой противник, у него стальные тросы вместо нервов и правильное воображение убийцы. Будь у Лью боевой опыт, земному фехтовальщику в спарринге с ним приходилось бы несладко.
Ещё Лью и его Второй и Третий Братья, Ет-А и Би, которых родственникам не положено называть по
Я совершенно погружен в этот мир. Я вижу и слышу вокруг деревню. Я давно понял, отчего срывает с петель и прогрессоров, и этнографов - но дал себе слово не судить аборигенов земными мерками, и с моей психикой на данный момент всё в полном порядке.
Мы с садовником "обрезаем" поросят, которыми Госпоже А-Нор за что-то заплатили. Поросята - очень удачное приобретение. На мой взгляд, зверушки больше напоминают помесь тапира с капибарой, но функционально - форменные свиньи. У них вкусное мясо, они быстро жиреют - и совершенно всеядны. А обрезают их, как большую часть домашних животных: чтобы самцы, созрев, не рвались в драку друг с другом. Получаются не самки, а... хочется назвать результат "боров" или "мерин", скорее, кастрированные самцы. Для получения полноценной самки, во-первых, крайне желателен полноценный поединок, чтобы стресс выбросил в кровь гормоны, необходимые для трансформации, а, во-вторых, после поединка должно произойти спаривание, которое "раскрывает", окончательно формирует вторую половую систему. В обход этих условий получается бесплодное существо, мясной или вьючный скот.
Человека, с которым проделали такую вещь, называют "ничто". "Никудышник". Кошмарная участь преступников, военнопленных и рабов - тюрем в земном понимании нет в этом мире. Попавшегося злодея обрезают, как свинью: он обречен на вечный каторжный труд и общее гадливое презрение. Когда такие материи обсуждаются в присутствии землянина, его начинает мелко трясти, несмотря на любую подготовку, а местные даже ухитряются обсмеивать эту тему.
Во всяком случае, она - не табу. Но тактичные аборигены заметили, что тема мне неприятна, и не особенно распространяются. Я оставляю сбор информации о местной пенитенциарной системе на потом. В конце концов, работа только начата.
Я приобрел репутацию мужика, с трудом выходящего из глубокой депрессии. Это объясняет деревенским жителям мои длинные паузы в разговоре, моменты, когда мне приходится сражаться с раздражением, и этакое подчёркнутое, декларированное целомудрие. Из сочувствия первое время при мне старались не хвастаться женами и не болтать о семейных делах; это и хорошо, и плохо. С одной стороны, мне пришлось долго присматриваться к этой сфере жизни, с другой - у меня была фора, чтобы успеть адаптироваться.
Лью рассказывает о моих лекарских талантах матери, она, вероятно, ещё кому-то. Через некоторое время я приобретаю репутацию костоправа, это вызывает уважение. Ко мне обращаются за помощью. Я вправляю вывихи, лечу растяжения и заговором плюс наложением рук останавливаю кровотечения. Заговариваю стихами Мандельштама - горский язык производит на поселян правильное впечатление. Я не лекарь, но до настоящих лекарей далеко, они живут в городе - и их услуги дороги; я всегда под рукой и знаю, как лечить те простые болячки, которые случаются у деревенских мужиков и баб во время сельскохозяйственных работ.
К моей безобразной морде в деревне постепенно привыкают. Я вместе с аборигенами в поле и в лесу, учусь всему, чему могу - деревенские жители прощают мне безобразие, и молодёжь мало-помалу начинает обращать обычные шуточки-подначки и ко мне. Это - расположение, знак симпатии и доверия, даже влечения, но нужно заставлять себя не дёргаться, когда милейший Юноша Иу, деревенский обалдуй, с которым мы косим луг Госпожи А-Нор, кричит через покос:
– Ник, сразись со мной! Ты похорошеешь после метаморфозы, вот увидишь - и моя Мать полюбит тебя! Она одобряет крупных женщин!