Лестница в небо
Шрифт:
— Терпимо, — она успокаивающе улыбнулась посеревшими губами. — Не надо мне тянучек — я на диете. Безтянучковой.
— Вот и хорошо. У меня их все равно нет. Закрутился совсем. Джинни как услышала, что с тобой случилось… в общем, ты можешь нас поздравить — мальчика мы назовем Альбус-Северус, как и планировали. Правда, немного раньше.
— О, Боже! Надеюсь, с Джинни все в порядке? А с малышом? Мне так жаль.
— Не переживай, — молодой отец гордо выпятил грудь. — Ей оставалось доносить всего ничего. Мне кажется, она даже слегка обрадовалась. Там с ней сейчас Молли, Артур и Джеймс. Он не желает отходить
— Мой крестник — настоящий джентельмен и истинный рыцарь.
— Лоботряс он, каких свет ни видывал. Ремень по нему плачет. Ты лучше скажи, как тебя снова угораздило? Чем вы там в своем Отделе Тайн занимаетесь?
— Это — страшная тайна, — заговорщически шепнула она другу. — Ты все нашел?
— Все. Хотя, если бы не профессор Снейп… — Гарри взъерошил волосы, снял очки, протер стекла и, подслеповато щурясь, поинтересовался, как бы между прочим: — Что у вас с ним?
— В смысле? — Гермиона снова попыталась приоткрыть веки. Ее багровое, распухшее лицо и шея были покрыты жирной мазью, а кожа на руках отпадала белыми чешуйками.
— Я… вы…он волновался. Он переживал за тебя.
— Он прямо так сказал?
— Нет. Просто он ни разу не заорал: «Поттер, вы — идиот!» И как вы с ним уживаетесь только? Это ж только в дурном сне привидеться может: ты и Снейп! В одной квартире! Кому рассказать — не поверят.
— На самом деле, иногда это бывает даже забавно. Если бы я не чувствовала себя ежеминутно круглой идиоткой с размягчением мозга в начальной стадии. Но лучше, если он будет считать меня дурочкой, чем поймет, что все это время я его обманывала.
— Не так уж сильно ты его и обманула.
— Кто ж знал, что ему взбредет в голову прогуляться в такую рань? У меня как-то внезапно испарились все объяснения, заготовленные на случай, если он появится в моей квартире. Десятки раз прокручивала в мыслях сценарий нашей первой встречи. Вот Гермиона Грейнджер сообщает профессору Снейпу в чем заключается ее идея. Он же, как истинный ученый, проникается необходимостью временно ограничить свою свободу передвижения и тихо наслаждается возможностью работать в нарисованной лаборатории, а специалист Отдела Тайн продолжает свои исследования.
— И?
— И в результате я получила то, что имею: непроверенное заклинание дало побочный эффект в виде рассеивания дальности действия. Теперь этот самый — язвительный, сварливый и просто невыносимый — человек чувствует себя в моей квартире больше дома, чем я. А я стараюсь не попадаться ему на глаза, чтобы он вдруг не вспомнил, что согласился натаскивать меня по зельеварению. Вот скажи, зачем я тогда ляпнула про это чертово звание?
— Скорее всего, подсознательно ты всегда мечтала стать Мастером Зелий, только упорно скрывала сей позорный факт своей биографии. Обычная мания величия.
— Да ну тебя, — обиделась Гермиона. — Я же серьезно. Мне хочется провалиться сквозь землю по десять раз на дню. И так уже почти три месяца подряд. Не понимаю, зачем я послушалась профессора МакГонагалл и не вернула все на круги своя. Она сказала, что «Небольшая встряска пойдет Северусу на пользу». Только трясет почему-то именно меня. Наверное, это какая-то весьма сложная и запутанная форма психического расстройства, сродни ломке наркомана. Извращенный вид мазохизма, когда упорно создаешь себе трудности, чтобы затем успешно
— Не думаю, что он когда-нибудь смирится со своим заточением. Но сейчас самое главное, что эксперимент прошел успешно — тебе удалось выделить отдельно взятую духовную сущность, изолировать ее и блокировать на определенном пространстве. Ты же этого добивалась?
— Эксперимент… чувствую себя хирургом, режущим по живому. Мне иногда кажется, что профессору абсолютно безразлично происходящее вокруг. У него впереди вечность. Вечность, которую его дух обречен провести в заточении на картине. Плоский мир — без друзей, без тепла, без души, без жизни… И так до тех пор, пока краски на полотне не поблекнут и не осыплются. Медленное угасание, растянутое еще бог знает на сколько. Окончательное и бесповоротное стирание из бытия. Это ужасно. Иногда ночью я просыпаюсь в холодном поту и вспоминаю всех этих людей на портретах в Хогвартсе — они ведь когда-то тоже существовали. Плакали, смеялись, были… Призраки, портреты — склеп. Отзвуки эха. Мне страшно.
— Тебе надо отвлечься и взять небольшую передышку. Ты сама себя загоняешь в тупик.
— Ты же знаешь, что я не могу. Через месяц исполнится ровно девять лет. Нужно успеть с приготовлениями.
— Послушай, нельзя же казнить себя столько времени.
— Я могла бы помочь ему тогда, — она устало откинулась на подушки. — Простейшее кровоостанавливающее заклинание и все. Это уже вошло в привычку — сидеть и терзать себя за несделанное, порицать за несказанное… битье головой о стену давно стало моим любимым хобби.
— А вдруг тебе не удалось бы справиться с кровотечением?
— А вдруг да? Что теперь гадать. Но эту попытку я не могу провалить. Нельзя упустить такой шанс.
— Это опасно.
— Ничуть не опасней того, чем я занимаюсь каждый день. Подготовка велась почти два года. И сдаться сейчас? За кого ты меня принимаешь?
— Тебе надо отдохнуть.
— Через месяц отдохну, — Гарри с жалостью посмотрел на подругу. Та разлепила один глаз: — Ты ведь не веришь, что у меня получится, да?
— Гермиона, меня самого постоянно преследует чувство вины. Но нельзя жить этим чувством. Нельзя вечно себя изводить. Нужно двигаться дальше, понимаешь? Это продолжается уже девять лет. Оглянись вокруг.
— Я оглядываюсь. Мы давно уже не те. Мы выросли. У вас с Роном своя жизнь — семья, дети. А я… я не знаю. Мне иногда кажется, что я бреду по пустыне, увязая в песке. Туда, где земля встречается с небом. И я иду, иду… всегда. И ветер заносит мои следы. И нельзя вернуться назад к тому, что было, начав сначала. Невозможно добраться до горизонта, Гарри. Ни напрямик, ни в обход. Он всегда будет впереди, сзади, сбоку — везде. К нему можно стремиться всю жизнь, но так и не найти место, где можно коснуться неба ладонью. Это иллюзия, оптический обман.