Летняя луна
Шрифт:
Блайз сжала губы.
– Если мы не можем этого изменить, – произнесла она, как будто повторяя заученную формулу, – то должны вывернуть все наизнанку. – Рансом молчал и не ответил на ее взгляд, просящий поддержки. – Это значит, – продолжила Блайз после секундного колебания, – что мы должны вызвать у людей одобрение вместо осуждения. – Рансом выжидал. – Да… конечно, превратим скандал в историю любви.
Рансом взял руку Мерлин и склонился над ней в поклоне.
– Но не нужно объявлять об этом прямо сейчас, – сказала Блайз. – Это было бы слишком похоже на вынужденную меру.
Рансом
– Я все организую, – твердо сказала Блайз. – Для начала, думаю, хватит и пары намеков в нужные уши. А возможно, больше и вообще ничего не потребуется.
– Может, и не потребуется. А потом, какое-то время спустя, невеста может просто без шума уйти от меня.
Блайз улыбнулась:
– Да-да. Я позабочусь и об этом.
– Я уверен, ты найдешь правильные слова.
Блайз направилась к двери. Мерлин издала тихое восклицание – горло ее перехватило от злости. Рансом и Блайз повернулись к ней.
– Я ни с кем не помолвлена, – ровно и четко произнесла Мерлин. Блайз застыла в воинственной позе.
– Мисс Ламберн, на карту поставлена политическая карьера моего брата. Я уверена, он отблагодарит вас за сотрудничество.
– Конечно, отблагодарит, – кротко подтвердил Рансом. Мерлин глубоко вздохнула.
– Моя селезенка… – предупредила она. – Она очень старается сейчас не думать.
– Правда? – спросила Блайз. – И часто она вас беспокоит?
Мерлин не ответила и посмотрела на Рансома:
– Это нечестно.
Ей показалось, будто он хочет что-то сказать. Но выражение его лица вдруг неуловимо изменилось, на нем появилась дежурная улыбка.
– Любовь и война, моя дорогая. К сожалению, сейчас у нас нет возможности быть честными.
Мерлин стиснула губы. Несложный урок дипломатии, который он преподал сестре, не прошел даром и для нее. Блайз собиралась распустить слух об их помолвке. Очевидно, остановить ее уже невозможно, ведь она считает, что действует в интересах брата. Но Мерлин ни на секунду не поверила, что когда-нибудь он позволит ей уйти. У нее даже закралось подозрение, что всю эту историю он нарочно затеял лишь для того, чтобы все повернуть по-своему. Может быть, он всего лишь действительно продолжал все это время думать одной головой…
– Пойдемте, мисс Ламберн, – командным тоном сказала Блайз и потащила ее к двери. – Вас нужно привести в порядок. Я хочу как можно скорее загладить этот инцидент и представить вас гостям.
Мерлин послушно побрела за ней. Она больше не думала о Блайз, сосредоточившись на новом подозрении относительно Рансома. Она начала предполагать, что чувства, которые он проявлял внешне, совсем не обязательно были теми, что он ощущал на самом деле. Выходя за дверь, она обернулась. Он улыбался спокойной, обнадеживающей улыбкой. И впервые в жизни Мерлин не поверила тому, что видела собственными глазами. Эта улыбка была ложью. Неправдой. Мерлин прикусила губу. Она не стала улыбаться в ответ, и Блайз увела ее.
Рансом закрыл за ними дверь и отошел к высокому окну. Он вытянул вперед руки и стал их рассматривать. Несмотря на нервозность, пронизывавшую его изнутри, руки почти не дрожали.
Мысленным взором он то и дело возвращался к увиденному – силуэт Мерлин на фоне неба, высоко на крыше. И каждый раз, когда он представлял это, мысли путались и становилось трудно дышать. Казалось, рассудок его помутился – он даже не мог четко вспомнить, как она спускалась вниз и как они потом очутились в спальне. Гораздо приятнее было вспоминать, как она оказалась в его объятиях. Он благодарил Бога за то, что Блайз помешала им в тот момент, иначе он снова оказался бы в постели с Мерлин – сейчас, когда в доме семнадцать гостей и еще ожидается приезд мистера Питта.
Он вздрогнул. Воспоминания выводили его из себя, кровь в его жилах то застывала, то начинала закипать. Вот нежная Мерлин в его объятиях, а вот она где-то там, на чудовищной высоте. Хорошо, что после всего случившегося хоть как-то удалось обернуть ситуацию в свою пользу. Он сделал еще один шаг по пути к тому, на что твердо решился – сохранить честное имя Мерлин. И она это поняла. Но с каким выражением она на него смотрела! Прекрасные серые глаза глядели на него с печальным укором. Как будто бы то, что он затеял, – преступление, а не долг чести и не прекрасная перспектива, перед которой не устояла бы ни одна другая женщина в королевстве.
О Господи, он был готов броситься на колени и просить у нее прощения – за то, что он строил планы, просчитывал комбинации, хотя для него это было так же естественно, как дышать. Ведь именно этому он учился всю жизнь.
Но ни разу до сегодняшнего дня не встречал он человека, который видел бы его насквозь. А Мерлин только взглянула на него дымчато-серыми глазами, как юная лань на волка, сделавшего ее сиротой.
– Вот проклятие, – пробормотал Рансом, широким шагом направляясь к двери. – Можно подумать, я предложил ей что-то недостойное.
– Ваша светлость, – вкрадчиво произнес голос в кабинете Рансома на следующий день. – Простите меня, ваша светлость.
Рансом глубоко вздохнул. Задумавшись, он лишь после пять раз произнесенного «ваша светлость» осознал, что к нему обращаются. Он оторвался от документа, который держал в руках:
– Да, Коллетт?
Секретарь положил на кожаную поверхность стола какой-то конверт:
– Для немедленного ознакомления, ваша светлость.
Рансом поморщился, выпрямил спину и потянулся к конверту, узнав печать отправившей его конторы.
– Да, конечно. Вы правильно сделали, что принесли его, Коллетт.
Кивком Рансом позволил ему удалиться, и Коллетт вздохнул с облегчением, потому что допущенное им нарушение правил встретило одобрение.
В Фолкон-Хилле каждая живая душа знала: ежедневно в течение пяти часов его светлость герцог занимался служебными делами – читал и писал документы, взвешивал аргументы и контраргументы – и в это время его нельзя беспокоить под страхом неизвестных, но несомненно чудовищных последствий. Сегодня же, после того как три дня подряд он то спасал мисс Ламберн от французских шпионов, то наблюдал, как она скачет по крыше на головокружительной высоте, уединение было ему особенно необходимо.