Летные дневники, часть 5
Шрифт:
Мы с Надей так начинали: не нищенствовали, хоть и с нуля, но зарабатывали столько, что быт не давил. Так и они, если возьмутся сразу, с умом, с бережливостью, с умеренными аппетитами, то, думаю, жизнь их не испугает и не согнет. Тылы крепкие, и мы поможем сначала.
25.08. Это лето у меня спокойное и практически без нервотрепки. Обычной августовской безнадежной усталости пока не чувствую.
Тут три фактора. Мне везет на хорошие, длинные рейсы, это раз. Потому что ввели много молодых командиров: они колупают Мирные-Полярные-Норильски; а я уже в стариках.
Второе: зарплата внезапно и резко, вдвое-втрое-вчетверо поднялась с июня. Появилась
И третье – лично мое. Отправил семейство к едрене фене отдыхать. Как же спокойно и тихо дома! Как же я вволю отдыхаю, предоставленный сам себе, без контроля, обязаловки и мелких раздражителей, к которым так чувствителен сдавленный усталостью мозг. И дом же не рушится.
Это – фактор! И я в конце августа чувствую себя человеком, несмотря на уборку, стирку горы белья, брошенного двумя бабами в доме, на регулярные поездки на дачу, на соления и варения, на мелкий ремонт машины и по дому… Живу! Дышу! Слушаю музыку… Сегодня на барахолке купил альбом церковных песнопений, и благородная музыка прекрасным фоном накладывается на мелкие радости выходного воскресного дня, когда все в доме сделано, осталось лишь пропылесосить. И даже разыгравшийся радикулит легче переносить.
Завтра дневная Алма-Ата, возможно, без топлива в Караганде, с соответствующими перипетиями, а следом – Москва с отдыхом и поездкой в автозапчасти. И – конец лета; обещают отпуск. И мои возвращаются с курорта.
Так, церковное кончилось; включаю магнитофон: цумба-цумба-цумба-цумба- цумба… Дик, примитивен современный человек. Что это за музыка, где хоть мелодия… Ну, онанизм натуральный. Тьфу.
Ну ладно. Если так летать, как нынче летом, даже три продленки подряд, да еще если выбьем себе гарантированный минимум оплаты (командиру – 1600 рэ), да если инфляцию удастся чуть притормозить, – вот тогда можно еще тянуть до 93-го года… а потом я и сам не уйду, пока не спишут, и то еще, наверное, буду биться на ЦВЛЭК в Москве, чтоб еще годик… полгодика…
Всё. Горбачев сложил с себя полномочия Генсека КПСС и запретил ее деятельность в армии, КГБ, МВД и т.п. А так как Ельцин запретил Российскую компартию, то преступной партии большевиков (читай: партаппарату) пришел конец.
И ни при чем тут рядовые коммунисты, пусть себе живут и выздоравливают, стряхнув с себя тяжесть партийной лапы и взносов.
Как просто. Всё. ВСЁ! Издохла! Как ее ни защищал Горбачев, а покрутился-покрутился, преданный своею же партократией, видит, что народ ненавидит ее, пришлось переступить через принципы.
Драма? Да ну. Они, политики, и не такое переживут.
Итак, коммунизму конец. Жалкие остатки идейных уже вряд ли сколотят что-либо жизнеспособное, так, ошметки. Имеют право. Как и все.
Господи, снилось ли такое хоть в кошмарном сне Ленину? За что боролись?
Теперь министры. Они в массе своей поддержали путч. Кто в стране был хозяин на местах? Министерства. Вот теперь их – по шапке. Уже легче.
Но торговля! Основной создатель дефицита и спекуляции, накаляющий обстановку с каждым днем. Надо ее уничтожить без остатка, лучших продавцов (а что это такое?) еще можно трудоустроить в фирменных магазинах, а остальных – прямо в Магадан. Они – уж наворовали! Да любая уборщица в магазине живет лучше меня. У нее есть все, а у меня – далеко еще не все.
Надо, надо – немедленно! – рушить госторговлю. Это рудимент социализма, разлагающий общество. Это мафия.
Очень, ну очень мечтаю увидеть секретаря или там инструктора райкома в очереди у биржи труда, или, к примеру, с лопатой, у моей супруги, в Управлении зеленого строительства.
Эх, скорее дожить бы.
Да, праздник сегодня. Додавил-таки Ельцин Горбачева.
За кого держаться мне? За Союз или за Россию? Или за свою родную Украину? Я же все-таки хохол, и язык – мой родной, и культура, – все мое. Но я родился и вырос аккурат на границе, а прожив всю сознательную жизнь в России, обрусел, даже осибирячился, полюбил здешний край и здешний народ, здесь я чувствую себя среди своих. И все больше отдаляюсь от исторической родины и от украинцев, особенно от старых знакомых, чуть ли не друзей детства, спившихся и деградировавших. Как они все к худшему изменились! Да, надо самому быть украинцем, чтобы прочувствовать, как ужасен охамевший, самодовольный, сытый и полупьяный сержант-хохол, у которого все схвачено. Но так же, как и все русское, я люблю все искренне украинское, без хамства и самодовольства: рiдну мову вовчанських тiток, сердечные песни, стихи моего родного Тараса…
Ну ладно, Это все внутреннее. А жить мне здесь, в Сибири, где я пустил крепкие корни, продолжил свой род… здесь и в землю лягу.
Союз – нечто эфемерное. Союзу я служил, потому что республики были просто его губерниями, и только. А сейчас мощный рост национализма во всем мире, и Россия возрождается; а она, с ее культурой, только без псевдо, вроде фольклорных ансамблей или пресловутого опереточного козачества, – она мне родная, точно так же, как и Украина.
Будет надо – объединимся в союз. Но держаться надо за Россию. На Украине меня ждут, может, только старики-родители и тесть с тещей, и то – на три дня в гости. А жить там… там все прогнило, измельчало душой, политизировалось.
Я Союз весь повидал, и лучше всего – здесь, в Сибири, ставшей мне второй родиной: на Енисее, с тайгой и комарами, с морозным хиусом, с баней. Только паши, вкалывай.
Вся гниль в Союзе – из теплых, хлебных, злачных мест, где все само растет, где сытно, но тесно жить. В Сибири – не тесно и не очень-то сытно, если лениться. Да, морозец заставит шевелиться. Тут не о продаже душа болит, а о добыче. Там – как бы продать: пропадает то, что с неба свалилось. Тут – как бы выпластаться, посадить, выхолить, уберечь, собрать, сохранить, да хватило бы до лета. У нас только снег лежит полгода. Вот и народ другой, цельный.
27.08. Слетали в Алма-Ату; проверяющий Сережа Пиляев, которому надо было допустить моего Сашу к самостоятельному взлету-посадке (после 200 часов налета на типе), ну и добыть чего-нибудь на салат. Ну, на салат добыли, дешевле, чем у нас, раз в 8-10.
Мне всю дорогу пришлось болтаться по кабине, бия резинкой от трусов злых осенних мух, очень досаждающих. Вели с Алексеичем разговоры. Ну, о чем могут вести разговоры летчики. Как отремонтировать нашу видавшую виды последнюю обувь. Ну, о политике. Согласись, что во время путча в Москве все стороны ждали жертв. Ждали, чтобы использовать их как аргумент. Поэтому и такие помпезно-затяжные похороны троих случайно попавших под гусеницы зевак: с прощаниями президентов, с политическими, насквозь сочащимися лютым полемическим ядом, отточенными выступлениями фанатика Черниченко и змеюки Боннэр… с аэростатом… Даже церковь, даже правовернейшие иудейские раввины, тысячелетиями не отступающие от Завета, – нарушили каноны: церковь отпела вообще некрещеных, а раввин хоронил еврея в субботу. Везде политика. Надо как-то жить.