Лето и дым
Шрифт:
Джон (в трубку). Да?
Альма. Джон? (Порывисто обмахивается зажатым в свободной руке пальмовым листом; на лице её делания, напряженно-сияющая улыбка, словно он и в самом деле Может видеть ее.)
Джон (присев на край стола, во время последующего разговора размешивает в стакане бром). Мисс Альма?
Альма.
Джон. По смеху.
Альма. Ха-ха! Как поживаете, пропащая вы душа?
Джон. Вполне прилично, мисс Альма. А вы?
Альма. Влачу существование, и все. Страшновато, правда?
Джон. У-гу.
Альма. Вы сегодня отличаетесь необычным лаконизмом. Или, пожалуй, следовало сказать: большим, чем обычно, лаконизмом.
Джон. Я был ночью в казино на Лунном озере и только-только в себя прихожу.
Альма. А мне ведь придется, сэр, пожурить вас!
Джон. В чем дело, мисс Альма? (Осушает стакан.)
Альма. Во время нашей последней беседы в праздничный вечер четвертого июля вы обещали прокатить меня в своем автомобиле.
Джон. Вот как? Обещал?
Альма. Обещали, сэр, не отпирайтесь! И все эти знойные дни я томилась надеждой, что вы вспомните обещание. Но теперь-то уж я поняла, какой вы обманщик. Ха-ха!
Миссис Уайнмиллер. Ха-ха-ха!
Альма. Ваше четырехколесное чудище то и дело проносится мимо моих окон, но моя нога… моя дрожащая от нетерпения нога еще не ступала в него.
Миссис Уайнмиллер. Дрожащая нога. Ха, ха! Четырехколесное чудище.
Джон. Что-что, мисс Альма? Я не разобрал.
Альма. Я просто изъявила вам порицание, сэр! Высекла вас словесно! Ха-ха!
Джон. За что, мисс Альма?
Альма. Да нет, я просто так. Мне ведь известно, как вы загружены.
Миссис Уайнмиллер. Она загружена.
Альма (шепотом). Замолчи, мать!
Джон. На линии, что ли, помехи?..
Альма. Ненавижу телефонные разговоры. Не знаю почему, но они у меня вызывают беспричинный смех, словно кто щекочет под ребрами! Честное слово!
Джон. А почему бы вам просто не подойти к окну? Я подойду к своему, и мы сможем перекрикиваться.
Альма. Боюсь, надорву голос — двор все-таки довольно широк! А мне завтра петь на свадьбе.
Джон. Будете петь на свадьбе?
Альма. Да. «В садах Эдема глас прошелестел». А я уж и так хриплю, как лягушка. (От очередного приступа смеха ста с трудом удерживается на ногах.)
Джон. Зашли бы я дам полоскание.
Альма. Ой, эти противные полоскания — терпеть не могу!
Миссис Уайнмиллер (передразнивая). Противные полоскания — терпеть не могу!
Альма. Тихо, мать!.. Пожалуйста, тихо!.. Как вы уж, несомненно, догадались, здесь у меня, близ аппарата, посторонние помехи! Я что хотела сказать, помните, я упоминала о кружке, в котором состою?..
Джон. A-а! Как же, помню! Культурные собеседования!
Альма. Нет-нет, никакого официального характера они не носят — просто дружеские встречи каждую среду. Беседуем о новых книгах, читаем друг другу вслух любимые произведения!
Джон. Закуски подаете?
Альма. Да, подаем!
Джон. А к ним?
Альма. К закускам? Напитки.
Джон. Это приглашение?
Альма. Я ведь обещала позвать вас! Мы собираемся сегодня — в восемь, у меня. Так что вам придется всего лишь перейти двор!
Джон. Постараюсь, мисс Альма.
Альма. «Постараюсь»? Разве это требует таких уж… таких уж геркулесовых усилий? Вам придется всего лишь…
Джон. Перейти двор! — понимаю. Займите мне местечко поближе к чаше с пуншем.
Альма. Идея! Мы в самом деле сварим пунш! Фруктовый, с кагором. Вы любите кагор?
Джон. Помешан на кагоре!
Альма. Боже, сколько сарказма! Ха-ха-ха!
Джон. Прошу извинить, мисс Альма, отцу нужен телефон.
Альма. Подтвердите, что будете наверняка, а то не повешу трубку!
Джон. Приду, мисс Альма, приду. Можете рассчитывать.
Альма. Тогда, оревуар! До восьми.
Джон. Всего, мисс Альма!
Скептически усмехнувшись, Джон вешает трубку. Альма все продолжает держать трубку с ошеломленной улыбкой на лице, до тех пор пока врачебный кабинет на противоположной стороне сцены не погружается постепенно в темноту.
Миссис Уайнмиллер. Альма влюбилась, Альма влюби-илась!
Альма (резко). У меня лопается терпение, мать!