Лето ночи
Шрифт:
Подавив желание выругаться еще раз, Майк покрепче сжал биту обеими руками и снова вскинул ее перед собой, приняв позу, представлявшую нечто среднее между стойкой отбивающего и боксера. Он стоял в центре комнаты, а мерзкий ветер будто съежился и укрылся в самом дальнем углу. Майк шагнул туда, но, оглянувшись через плечо, увидел бледное лицо Мемо на подушке и отступил назад, к ней, чтобы не позволить отвратительному неизвестно чему вновь завертеться вокруг.
Он склонился над кроватью, ощутил на щеке сухое дыхание и теперь, убедившись, что
Новый порыв ветра с легким шелестом, похожим на тихий смех, вихрем пронесся по комнате и шмыгнул в раскрытое окно – так черный водоворот воды исчезает в отверстии сточной трубы.
Фитилек в керосиновой лампе внезапно с шипением вспыхнул, и золотые отблески пламени вновь заплясали на стенах, заставив Майка испуганно выпрямиться. Сердце у него чуть не выскочило из груди. Он застыл с поднятой битой, ожидая нападения.
Но холод исчез. Теперь в открытое окно лился теплый июньский ветерок, доносивший стрекотание воскресших кузнечиков и шорох листьев.
Майк присел на корточки рядом с кроватью. Широко распахнутые глаза Мемо казались совершенно черными и влажными. Он склонился к бабушке и теплой ладонью коснулся ее щеки: – Ты в порядке?
Иногда она понимала вопросы и давала на них ответы: одно мигание означало «да», два – «нет». Однако чаще всего никакой беседы не получалось.
Одно мигание: «Да».
Майк почувствовал, как взволнованно забилось сердце. Она уже давно не разговаривала с ним… даже с помощью такого примитивного кода.
Во рту пересохло, и он с трудом выговорил следующий вопрос:
– Ты чувствовала это? Одно мигание.
Здесь что-то было? Одно мигание.
На самом деле? Одно мигание.
Майк перевел дух. Это было все равно что говорить с мумией – даже мигания Мемо в этом призрачном свете казались ненастоящими. Он согласился бы отдать все, что угодно, все, что у него когда-нибудь будет в жизни, за то, чтобы Мемо могла поговорить с ним сейчас. Хоть пару минут. Он прочистил горло.
Здесь было что-то плохое? Одно мигание.
– Это было… привидение? Два мигания: «Нет».
Майк заглянул ей в глаза. Они оставались неподвижными, как у мертвеца.
Майк потряс головой, чтобы прогнать предательскую мысль. Это было… Это была смерть?
Одно мигание: «Да».
Веки Мемо опустились. Майк склонился еще ниже, стараясь уловить дыхание и убедиться, что она еще жива, а потом нежно прикоснулся ладонью к ее щеке.
Все нормально, Мемо, – прошептал он ей прямо в ухо. – Я буду рядом. Оно сегодня не вернется. Спи.
Он еще какое-то время посидел на корточках рядом с бабушкой, а когда ее тяжелое, прерывистое дыхание выровнялось и тало спокойным, встал, подтащил к кровати дедушкино кресло – качалка стояла гораздо ближе, но Майку почему-то захотелось взять именно его – и уселся, все еще держа на плече бейсбольную биту, с твердым намерением загородить Мемо от окна.
Чуть пораньше в тот же вечер в полутора кварталах к западу от
Очередная серия «Морской охоты» с Ллойдом Бриджесом в главной роли только что закончилась. Фильм начинался в девять тридцать, но им позволяли смотреть его, и это было единственным исключением из железного правила укладываться в девять часов. Братья отправились наверх – первым шел Дейл, чтобы включить свет. Хотя было уже десять, в окна лился слабый свет летних сумерек.
Лежа в своих кроватях на расстоянии восемнадцати дюймов друг от друга, Дейл и Лоренс еще несколько минут пошептались.
Скажи, почему ты не боишься темноты? – тихо спросил Лоренс.
Он лежал, крепко прижимая к себе плюшевого панду. Этого звереныша, которого Лоренс упорно именовал Тедди, несмотря на уверения Дейла, что это именно панда, а никакой не медвежонок, они когда-то получили как приз за победу в шуточных гонках в чикагском парке. Внешний вид игрушки претерпел с тех пор сильные изменения: один глаз-пуговица потерялся, левое ухо было почти начисто сжевано, мех кое-где вытерся, особенно в тех местах, на которые за шесть лет пришлась наибольшая доля объятий, черная нитка рта размочалилась, отчего казалось, будто панда все время криво ухмыляется.
Не боюсь темноты? – повторил Дейл. – Но здесь не темно. Ночник включен.
– Ты же знаешь, о чем я.
Дейл и в самом деле знал, о чем говорит младший брат и как трудно ему признаться в своих страхах. В течение дня Лоренс не боялся ровным счетом ничего, но ночью всегда просил Дейла подержать его руку, пока не заснет.
Не знаю, – ответил Дейл. – Я же старше. А старшим полагается не бояться темноты.
Лоренс минутку полежал молча. Снизу, из кухни, доносились тихие шаги матери, но вскоре стихли и они – видимо, мама перешла в гостиную, где пол был устлан ковром. Отец еще не вернулся из деловой поездки.
Но ведь раньше ты боялся, – проговорил Лоренс почти утвердительно.
«Не так сильно, как ты, трусишка», – хотел было ответить Дейл, однако сдержался: не время для поддразниваний.
Угу, – прошептал он. – Немного. Иногда.
Темноты?
Да.
Боялся входить в комнату, чтобы отыскать шнур выключателя?
– Когда я был маленьким, в моей… то есть в нашей комнате в Чикаго не было такого шнура. Там на стене был выключатель.
Лоренс прижался носом к Тедди.
Уж лучше бы мы там и оставались, – пробормотал он.
– Ты что! – энергично зашептал Дейл, закладывая руки под голову и следя за скользящими по потолку тенями листьев. – Этот дом в миллион раз лучше. И в Элм-Хейвене гораздо интереснее, чем в Чикаго. Начать с того, что гулять там можно было только в Гарфилд-парке, да еще и в сопровождении кого-нибудь из взрослых.
– Я немного помню Чикаго, – прошептал в ответ Лоренс, которому было всего четыре года, когда они переехали сюда. – Но ты действительно боялся темноты? – настойчиво продолжал допытываться он.