Лето Преисподне
Шрифт:
– Ах, да, извини.
– Кофе хочешь?
– Да, капучино.
– Тогда пошли на кухню.
Они прошли по коридору и оказались в милом кухонном помещении. Здесь хлебал «дошик» из пенопластовой емкости гигантский мужик с волосатой спиной и лысым затылком в майке Megadeth. Он неразборчиво поприветствовал Мартова, тот улыбнулся.
– Это – Антон, это – Семен, – проговорил начальник.
Сеня сделал неопределенный жест рукой. Квантин, который не отстал, нагнулся к самому носу Антона и заглянул
– Люди меняются, привычки остаются. Тоха – здесь главный кодер.
Тоха лишь что-то пробурчал.
– Сахар? – спросил Андрей.
– Да, один.
Мартов колдовал у кофе-машины. Приличной кофе-машины, как в хорошей кафешке, а не дешевого капсульного ширпотреба.
– Денег у нас много. Не обидим, – сказал Андрей. – Зарплата, так скажем – почти любая, ну в разумных пределах. Устроит?
– Более чем. А делать-то что надо?
– Творить, – улыбнулся Андрей. – Творить в программе, похожей не «Черити».
– Это как? Я думал, я нужен вам для платформы Рудова.
– Платформа Рудова, и платформа «Полигона» – вышли из одной идеи и из головы одного кодера. Но в какой-то момент Вова решил, что ему не нужен Джобс, и он сам будет отвечать за визионерство и коммуникации. Так он покинул меня. К тому же он думал, что в России он ничего не добьется, что его тут сожрут. Вон ведь, Павел Дуров тоже сбежал из России.
– Но у Дурова есть брат.
– Да, а у меня нету. И у Вовы нет брата. Поэтому мы разделили программу поровну. Тот код, который был готов на момент его эмиграции в 17-м, достался и мне, и ему, ведь то, что он писал, я придумывал наравне с ним как идею. Юридически все чисто. Далее он выпустил «Черити» из Силиконовой долины. А у меня остался «Полигон».
Он поставил кофе на кухонный стол. Сеня вспомнил, что хочет курить. Но не решился попросить выкурить электронную сигарету в чужом помещении.
– Вы привлекли инвестиции? – спросил он.
– Частично, у меня было несколько бизнесов, со временем я их продал и вложился сюда. Теперь это – мое детище. Так что скажешь? Тебе интересно?
– Да, очень интересно.
Квантин тем временем бродил вокруг толстяка и постукивал пальцами по обеденному столу.
– Не нравится мне все это, – говорил он Сене. – Мутная контора. Могут кинуть…
– Без тебя знаю, заткнись, – огрызнулся Сеня, а Андрею сказал: – У меня будет какое-то тестовое?
– Не… – махнул рукой Мартов. – Все тесты ты уже прошел. Можешь заступить, а можешь подумать недельку для политеса.
– Давайте подумаю.
– Как хочешь. Я тогда дам тебе кое-что в виде промо-подарка, пошли.
Сеня быстро влил в себя остатки кофе.
Они оказались в комнате, которая, по-видимому, была кабинетом Мартова. Интерьер аскетичный и в то же время стильный. Длиннющий стол из темного дерева, деревом же обшиты стены. На стене – часы с логотипом «Бэнтли», а у другой стены – чучело животного: полосатого, с длинным хвостом, похожего на небольшую худую собаку…
За стеклом от пола до потолка, видимо, находилось содержимое белого шатра. По крайней мере, Сеня разглядел конструкцию, похожую на гигантскую «катушку индуктивности». Он даже удивился, что в его гуманитарной голове появилось такое слово…
– Это их машина, – проговорил Квантин, который стоял у стекла.– Впечатляет. Она нужна нам…
– Это наша Машина, – проговорил Мартов. – Впечатляет, правда?..
– Да… Что она может?
– Практически все, нужны только руки и голова. В данный момент мне нужна твоя голова…
– Как вы ее называете?
– Просто «Машина». Смотрел такой фильм, «8 миллиметров»?
– Это Феллини? – сказал Сеня быстрее, чем понял, что ступил. – Ой, то есть, нет…
– Нет, не знаю, кто режиссер. А играл Николас Кейдж. Там один чувак говорил, – и Мартов изобразил так называемого «гнусавого переводчика», – «Зови меня Машина…» Вот и у нас Машина… Она полуквантовая…
– Это как?
– Квантовых компьютеров пока не существует. Не все возможно построить и запустить на основании квантовой теории, поэтому часть Машины работает на бинарном коде.
– Малопонятно, но интересно…
Мартов тем временем поставил на свой длинный стол небольшой чемоданчик и раскрыл его. Сеня приблизился. Внутри лежали очки и два странных предмета напоминающие то ли фаллосы, то ли лингамы, что, как известно, – одно и то же. Предметы отливали старомодным хромом.
Мартов двинулся по комнате. По его виду было понятно, что сейчас он снова «начнет издалека». Сеня взял один из продолговатых предметов. Несмотря на кажущуюся тяжесть, он удобно лег в руку.
– Видишь эту комнату и Машину за стеклом? – Мартов развел руками. – Я научился ценить только самое лучшее. Уникальное и эксклюзивное. Я, если угодно, коллекционер, хотя моя коллекция, конечно, не в этой комнате… Видишь чучело?
– Похоже на тасманийского волка, – сказал Сеня.
– А ты осведомлен, молодец, гуманитарий. Это он и есть.
– Но ведь тасманийские волки вымерли.
– Да, это так. Поэтому чучело стоит как пол-Москвы. В мире их всего два, и все в частных коллекциях. Я увлекаюсь таксидермией, но это делал не я. Я его купил за биткойны.
– И много вы намайнили?
– Три года назад эта самая Машина намайнила мне столько криптовалюты, что теперь я могу наслаждаться шлюхами и коксом до конца жизни. Кстати, выпить не хочешь?
– Я бросил.
– Уважаю, тогда и я не буду себе наливать. Знаю, насколько это обидно…
– Не-не, я не против, пейте… – сказал Сеня.
– «Пей»! – беззлобно дернулся Мартов.
– Сорян, – улыбнулся Сеня. – Пей.
– Ладно, не буду. Короче, денег столько, что можно многое. И знаешь, почему я счастлив в жизни?