Лето в большом городе
Шрифт:
— Могу я чем-нибудь вам помочь? — он спросил.
Ну вот, опять.
— Бернард Сингер, — говорю я. Он нажимает девятую кнопку и неодобрительно кашляет. Ну, по крайней мере, он не достает меня своими вопросами.
Двери лифта закрываются и открываются, чтобы показать маленький коридор, другой стол, другие букеты цветов, и изготовленные по образцу обои. Есть две двери в конце коридора, и, к счастью, Бернард, стоял возле одной из них.
Вот оно — пристанище вундеркинда, подумала
Гостиная с окнами в старом стиле, уютным камином и огромными книжными полками, глядя на которые было видно, что это любимое место жильца, немного потертая мебель и одно кресло — мешок.
Та же обстановка была и в столовой, но, которую всё же дополняли стол для пинг-понга и пара складных стульев. Затем была спальня с огромной кроватью и не менее огромным телевизором.
На самой кровати, одинокий спальный мешок.
— Я люблю смотреть телевизор в постели, — говорит Бернард. — Я думаю это сексуально, а ты?
Я собираюсь посмотреть на него взглядом "никогда даже не думай об этом", когда замечаю выражение его лица. Он кажется печальным.
— Ты только, что въехал? — спросила я, пытаясь найти какое — то объяснение.
— Кто — то только, что съехал, — отвечает он.
— Кто?
— Моя жена.
— Ты женат? — я выкрикиваю. Из всех предположений, я никогда не думала о том, что он может быть женат. И какой же женатый мужчина пригласит девушку, которую только встретил в свою квартиру?
— Моя бывшая жена, — поправил он. — Я все время забываю, что уже не женат. Мы развелись месяц назад, а я все не привыкну к этому.
— Так ты был женат?
— Шесть лет. Но до того мы были вместе уже два года.
Восемь лет? Мои глаза сузились, так как я стала быстро подсчитывать. Так, если Бернард был в отношениях так долго, то значит ему сейчас около тридцати, или тридцать один, или...даже тридцать пять?
Когда была выпущена его первая пьеса? Я помню, читала об этом, мне было, тогда как минимум десять. Чтобы не раскрыть свои мысли, я быстро спрашиваю.
— Как это было?
— Было что?
— Твой брак.
— Ну, что же, — он смеется. — Не так уж и хорош. Учитывая, что мы разведены сейчас.
Это отнимает у меня секунду, чтобы эмоционально перегрузиться.
Во время полёта, на дальние рубежи моего воображения, я мечтала видеть Бернарда и меня вместе, но нигде в этой картине, не присутствовала бывшая жена. Я всегда считала, что моя единственная настоящая любовь — это только одна настоящая любовь, тоже мне.
Факт предыдущего брака Бернарда был серьезной проблемой, если не сказать препятствием для меня.
— И моя жена забрала всю мебель. А что на счет тебя? — он спрашивает. — Ты была когда — то замужем?
Я смотрю на него с удивлением. Я едва взрослая, чтобы пить, почти произношу я. Вместо этого, я качаю головой, как будто бы, я тоже была разочарована в любви.
— Я догадываюсь, что мы — оба пара грустных мешков, — говорит он. И я заражаюсь его настроением.
Я нахожу его особенно привлекательным в этот миг и надеюсь, что он обнимет меня и будет целовать. Я жажду, прижиматься к его худой груди . Но сижу вместо этого в кресле мешке.
— Почему она забрала мебель? — я спрашиваю.
— Моя жена?
— Я думала, что вы развелись, — говорю я, пытаясь удержать его на этом разговоре.
— Она злится на меня.
— А ты не можешь заставить ее отдать мебель обратно?
— Я так не думаю. Нет
— Почему нет?
— Она упрямая. Господи. Она также упряма, как мул в день гонки. Так было всегда. Таким образом, она сейчас далеко.
— Хм. — Я соблазнительно поворачиваюсь вокруг большой подушки.
Мои действия производят желаемый эффект. Он понял, что напрасно думает о своей бывшей жене, вместо того, чтобы сосредоточиться на прекрасной молодой женщине — на мне? Конечно, в следующую секунду, он спрашивает.
— Как насчет тебя? Ты голодна?
— Я всегда голодная.
— За углом есть маленький французский ресторан. Мы могли бы пойти туда.
— Потрясающе, — я говорю, вскочив на ноги, несмотря на то, что слово “французский” напоминает мне о ресторане, в который я раньше ходила в Хартфорде с моим старым бой-френдом, Себастьяном, который бросил меня ради моей лучшей подруги Лали.
— Ты любишь французскую еду? — он спрашивает.
— Да, — отвечаю я. Себастьян и Лали давно в прошлом. И, кроме того, я сейчас вместе с Бернардом Сингером, а не с каким — то запутавшимся учеником средней школы.
«Маленькое французское местечко» за углом оказывается в нескольких кварталах отсюда. И не такое, уж оно и маленькое. Это «La Grenouille». Настолько известное, что даже я о нём слышала.
Бернард склонил голову в смущении, когда метрдотель назвал его имя.
— Добрый вечер, монсеньор Сингер. Пройдёмте за Ваш обычный столик.
Заинтригованная я посмотрела на Бернарда. Если он постоянно сюда приходит, почему не сказал, что является постоянным посетителем?
Метрдотель приносит два меню и элегантным кивком головы приглашает присесть за уютный столик у окна. Затем Мистер — Обезьяний — костюм отодвигает мой стул, разворачивает салфетку и кладёт её на мои колени.
Он меняет мой бокал для вина, берёт в руки вилку, тщательно изучает её, и когда та удачно проходит осмотр, кладёт рядом с моей тарелкой. Если честно, меня это всё смущает. Когда метрдотель, наконец, уходит, я беспомощно смотрю на Бернарда. Он изучает меню.
— Я не говорю по-французски. А ты? — спрашивает он.