Лето
Шрифт:
– Эй, Егор Петров! Поди сюда!
– Не ходи!
– советует мне Егор, схватив за руку.
– Как же не пойдёшь?
– говорю, видя на краю невысокого взгорья голову лошади и тёмное лицо стражника, наклонившееся вниз.
– Иди скорей!
– зовёт он.
– А ты, Досекин, ступай, куда идёшь!
– Ружьём балует, дьявол!
– шепчет мне Егор.
Я полез вверх, цепляясь за кусты, и, когда поравнялся с конём, стражник спросил:
– Тот - ушёл?
– Ушёл.
– Мне надо сказать тебе два слова - одному тебе! Иди! Н-но, бревно!
Тронув коня, он отъехал в сторону, остановился, прислушался к чему-то и, наклоняясь к башке лошади - я стоял у морды её - говорит тихо, вяло, как сквозь сон:
– Беседа - минутная! Видишь - скоро зима. Значит - пора тебе уезжать отсюда. Уезжай, а Варвару мне уступи!
Гладил я шею коня, и рука моя, задрожав, бессильно упала.
– Что ты? В уме?
– спрашиваю его.
– Разве она овца?
– Отступись от неё!
– продолжает он деревянным голосом, и голос этот всё больше пугает меня.
Сухим языком говорю, вздрагивая:
– Подумай, что предлагаешь!
Но он как бы не слышит моих слов.
– Для меня отступись. Прошу!
Действительно - просит, и это очень неприятно мне, странно: он вдвое сильнее меня и с оружием.
– Отступись!
У меня дрожат ноги, я боюсь его, обидно мне, и едва могу сдержать злобу, схватившую меня за сердце. Громко отвечаю ему:
– Это - нельзя.
Услышал, должно быть. Выпрямился в седле.
– Я тебя Христа ради прошу!
Не знаю, что сказать ему. Молчу, держась рукой за седло, а он медленно тянет, точно верёвками скручивая меня бездушными словами:
– Ты подумай. Вот ты - всяко в руке у меня. Опасный человек, и дана мне власть над тобой. Зашибу тебя до смерти, а скажу - сопротивлялся, и ничего не будет.
"Пьяный?
– думается мне.
– Сходит с ума?"
Но вином пахнет от него слабо, на коне он держится будто хорошо, речь его кажется мне связной. Мне было бы, наверное, легче, если б он сердился, кричал, ругал меня, но видеть его таким - невыносимо. Говорю:
– Брось, Семён, что это такое?
– Я знаю, что ты ничего не боишься...
– бормочет он.
– Но это мне всё равно! Решилась, видно, моя дорога, идёт круто под гору. Не желаю! Вот она, Варвара, и нужна мне, - пусть поддержит!
Он свесил голову низко на грудь и набок, точно удавленник. Перебирает в руке повод, его холодные и твёрдые пальцы касаются моей руки - вздрагиваю я от этого, и нестерпимо тошно мне.
Что сказать ему?
– Варвара, - говорю, - сама себе хозяйка. С нею и беседуй иди. А меня оставь!
Покачиваясь в седле и точно засыпая, он тянет:
– Я говорил... три раза... больше. Грозил ей и всё. Она - тоже ничего не боится. Это и хорошо, если не боится. Этого я ищу.
Тут я схватил его за руку, дёрнул, кричу ему:
– Что ты как говоришь? Нездоровится, что ли?
Покачнулся он ко мне, вздрогнул, озирается.
– Сна нет у меня, уж и забыл, когда спал. Хочу спать, а - боязно и не могу уснуть.
– Чего тебе боязно?
– В голове как на мельнице...
– снова гудит он, - и язык немеет...
– Чего боишься-то? Поезжай-ка домой!
– Не хочу, ну их всех! Я вчера Кузьму прибил. Он всё говорит - вредные люди. Плачет, старый дурак. Не выйдет насчёт Варвары? Эх... Толкнул я его, он упал, ушибся и опять плачет...
Мне холодно, душно - разговор этот давит меня, подобно ночному кошмару. Взял я коня и тихонько веду его на дорогу.
Семён спрашивает:
– Ты куда?
– Домой. Холодно мне.
– А меня куда?
– И тебе домой надо. Чего больному-то в поле маячить! А может, ты выпил?
– Нет. Вчера был выпивши. Ты брось лошадь - я ещё поезжу, брось! Эх, ничего ты не боишься, никого не слушаешь...
"Да, - думаю я, - не боюсь, чёрт бы тебя взял!"
– Слушай!
– говорит он.
– Хочешь, я тебе денег дам? Вот со мной шестьдесят два рубля, а?
Режет меня поперёк груди беспомощный голос его.
– На что мне твои деньги?
– За Варвару!
– объясняет он.
– Я и ещё дам! У меня, брат, есть...
Молчу и веду лошадь, поглядывая на него, - как бы не ударил.
– Оставь лошадь!
– просит он.
Я выпустил узду. Слышу над головой его голос:
– Ну, иди! Топор не укусишь! Я шутил ведь. Ты думаешь что? Болен я? Нисколько не болен! Вот поеду на мельницу в шинок, там Дунька, Феклушка...
Он начал говорить похабные слова; мне показалось, что голос его стал крепче, яснее.
– Прощай! Холодно. Водки выпить хорошо теперь... Н-но, корова!
Он ударил лошадь каблуками в бока и рысцой поскакал в темноте. И вдруг остановился где-то близко.
Стою и ожидаю - хватит он из винтовки или нет? Ноги у меня бежать хотят, тянут в сторону, в кусты.
– Пора всё-таки уехать тебе!
– доносится его голос.
– Слышишь?
Кричит как будто без угрозы.
– Слышу!
Он снова крикнул на лошадь, и копыта её торопливо застучали по звонкой, скованной морозом дороге.
И я, чтобы согреться, побежал бегом. У околицы, около хлебной магазеи, Егор ждёт меня, продрог. Рассказал я ему всё это - он сурово ворчит:
– Как бы не сделал он чего-нибудь? Вот что - ты иди к Варваре Кирилловне, спроси её, в чём дело, а я - к брату его, к Лядову пойду. Надо ему сказать...