Летопись мужества
Шрифт:
Я говорил с пленными немцами, захваченными в последних боях. Солдаты говорят в один голос: «Зимой воевать мы в России не будем - нас обещали перебросить на запад». Пленный капитан объяснил: «На востоке мы установим заградительный вал - Кавказ - Сталинград - Воронеж и дальше по теперешней линии фронта, - после этого мы сможем перебросить на запад почти всю авиацию, все танковые части и до ста пехотных дивизий. Нам необходимо наконец-то покончить с Англией. Весной 1941 года фюрер не решался начать наступление на Англию, поскольку у нас в тылу была сильная Красная Армия. Теперь
Ближайшие недели будут решающими. Я воздержусь от неуместных догадок. Мы ждали второго фронта четыреста дней, подождем еще.
Что позволяет Советской России воевать, несмотря на страшные потери, с удвоенной яростью? Ведь горючее нужно не только для моторов - для сердца. А зияние в каждом городе, в каждой семье велико. Вот несколько выписок из полученных мною писем.
Пишет украинец, сержант Томилко: «Родной мой город Чернигов сровнен с землей. Меньшой брат убит. Мать и любимая девушка остались на территории, занятой врагом. Я знаю, что это значит…»
Пишет ефрейтор Рухман, еврей, из Ленинграда: «Брат мой погиб на фронте, защищая Ленинград. Отец и мать умерли зимой в Ленинграде. Сестра осталась в Витебске, наверно, погибла…»
Пишет старшина Наурзбаев, казах: «Мои два брата пали на поле брани. Я сейчас сражаюсь за Сталинград…»
Пишет лейтенант Ушаков, русский: «Мой старший брат, танкист, погиб в начале войны. Мой дом в Ельце немцы сожгли, увезли сестру Ольгу. Жена с ребенком убежала из Ельца, но вестей от них нет. Я не хочу жить иллюзиями - наверное, и они погибли».
Это могло бы погасить огонь, это его разожгло. Нельзя воевать без ненависти к врагу. Это знают французы, вспоминая «Drфle de querre», торжественные похороны немецкого летчика, приезд фон Тиссена и академические статьи во французских газетах о добродетелях и пороках Гитлера. Теперь французы созрели для войны, для ненависти, для победы. Они поймут нас. Наши фронтовые газеты печатают статьи солдат: «Вчера мы истребили шестнадцать гитлеровцев», - говорят даже не «убили», а «истребили» или «уничтожили», как о крысах или змеях.
Недавно я встретил красивую молодую девушку Павличенко. До войны она была одесской студенткой, теперь она снайпер. На Южном фронте она убила 309 фашистов. Она говорит об этом скромно, но с удовлетворением, Какая француженка не признает в ней родную сестру? Лейтенант артиллерии Макеев пишет мне: «Я хотел бы убить фашиста штыком или прикладом или задушить его своими руками». Какой француз не подумает: этот Макеев чувствует, как я…
Доколе окровавленная, но непобедимая Россия будет повторять, что война с немцами не рыцарский поединок и не футбольный матч?
4 сентября 1942 года
Есть часы, когда душа обнажена, когда можно говорить только с друзьями. Я пишу эти строки не для наблюдателей, не для тех, кто считает войну спортивным матчем, я пишу эти строки для солдат Сражающейся Франции. Эти солдаты оставили во Франции дом, работу, близких, они узнали горечь изгнания. В недавнем прошлом граждане великой державы,
Весной наш народ с доверием смотрел на запад. Мы взволнованно разворачивали газеты, сдерживая дыхание, мы толпились у репродукторов. Того, чего мы ждали, не случилось. Мы по-прежнему одни выдерживаем натиск врага. Мы многое пережили, мы переживем и это.
Не первую неделю наши бойцы защищают подступы к Сталинграду. Они отходят шаг за шагом, уничтожая тысячи немцев и обливаясь своей кровью. Тридцать дивизий Гитлер бросил на Сталинград: двадцать пять немецких, пять румынских. Я говорю только о дивизиях на одном маленьком участке. Полторы тысячи самолетов помогают немецкой армии штурмовать Сталинград. Многие из этих самолетов недавно были в Тобруке, в Бресте, в Гавре, в Гамбурге. Немцы решили вывести нас из строя до того, как наши союзники соберутся воевать. Немцы и рабы немцев штурмуют Сталинград, который Гитлер называет «крепостью», чтобы объяснить силу русского сопротивления.
Это и впрямь крепость: дело не в укреплениях, дело в мужестве защитников. Задымленные, изможденные, с красными от бессонных ночей глазами, не покидавшие поле боя больше месяца, они все же стреляют, кидают гранаты, идут в штыки. В городе, среди огня, женщины строят укрепления. Сталинград - вот символ России, в уменьшенном виде героическая трагедия этой войны.
Два дня тому назад лейтенант Васильков уничтожил три танка. Осколок снаряда раздробил ему руку. Лейтенант Васильков тогда сказал товарищам: «Без руки я не вояка. Но я еще уничтожу четвертый…» Он пополз под четвертый, обвязанный гранатами.
Таких Васильковых много: это весь наш народ. Но народ не масса, не собрание анонимов. Я знаю, что за границей многие склонны объяснить ожесточенность русского сопротивления отсутствием индивидуальности, семейного очага, очерченности частной судьбы. Мужество человека кажется некоторым чересчур «осторожным» людям неприятным, они предпочитают говорить: «Русские - это гигантский муравейник». А между тем у Василькова была жена, трое детей. Он хранил не только фотографию на сердце, но и горячую любовь в сердце. Может быть, эта любовь удвоила его силы?
Русские такие же люди, как французы или американцы. Русские тоже любят жить. У русских тоже любимые девушки, семьи, матери, плотная заросль горячих воспоминаний. Я видел мать. Она потеряла на войне четырех сыновей. Она могла проплакать свои глаза, но глаза ей нужны: она шьет гимнастерки солдатам. До войны она была учительница музыки. Она шьет гимнастерки и говорит: «Как мои мальчики - воюю»… У нее окаменевшее лицо Ниобеи. Ей сиротливо, пусто, что ее привязывает к жизни? То, что вело в бой ее сыновей.