Летопись мужества
Шрифт:
Когда- то Германия была для России «Европой», Западом. Германия притягивала многих русских философов, музыкантов, поэтов -глубина Гете, благородные чувства Шиллера, философия Гегеля, романтическая ирония Гейне, музыка Моцарта, Бетховена, Вагнера, рабочее движение Германии, Бебель и Либкнехт - все это отразилось на развитии русской культуры. Но теперь русские в захваченных областях увидали иных немцев. Гете нет в армии Гитлера, его наследники, видимо, находятся повсюду, только не среди фашистов. Разрыв ясен каждому. Приходится пересмотреть некоторые определения культуры. Кто назовет гитлеровцев, захвативших огромную территорию России, культуртрегерами, не вложив в это слово иронии? Когда-то культурность народа определяли процентом грамотности и количеством мыла, употребляемого на голову населения.
Мы ценим технический прогресс. Десять лет тому назад я описывал шведские поезда, архитектуру Стокгольма, квартиры рабочих Кируны: мы этого не отрицали, нет, мы к этому стремились. Немцы своим вторжением откинули нас далеко назад, они в один год уничтожили многое из того, что мы строили двадцать лет. Да и до войны Германия наци тормозила наше мирное строительство. Нам приходилось строить укрепления вместо городов, делать танки вместо материи или утвари. Уровень жизни широких народных масс сильно поднялся после революции. Выросли новые города, дома с комфортом, больницы, ясли. Страну изрезали новые дороги. Исчезли курные избы, безграмотность, знахари. Впервые крестьяне многих областей сменили лапти на ботинки, впервые женщина Якутии увидела вместо шамана акушера. Работа была трудной. Мы, бесспорно, делали немало ошибок: кто их не сделал бы, берясь за такое дело?
История оставила нам много тяжелого, позади было крепостное право, разрыв между просвещенной аристократией и невежеством крестьянства, отсутствие бытового демократизма, безграмотность десятков миллионов, гражданская безответственность. Очевидно, куда легче негативный процесс - Германия наци это доказала. Мы шагали большими шагами. Ко времени нападения Германии мы начали ощущать первые результаты огромного труда, связанного с самопожертвованием и лишениями.
То «отсутствие свободы», которым нас попрекают зачастую враги свободы, связано с преодолением косности, с болезнью роста, с остатками темноты. Мы не отрицали и не отрицаем свободы, как это делают апологеты фашизма. Мы просто еще многого не добились, до многого не дошли. Возможные ошибки вытекают из обширности творческого замысла, из трудности материала. Но век Просвещения, «Декларация прав человека и гражданина», хартия вольностей, девятнадцатый век Европы для нас не то, что нужно похоронить, но то, что нужно очистить от скверны, творчески продлить и осуществить.
Свободное начало живо в наших людях. Они смело критикуют недостатки нашей армии. Они хотят спасти все то подлинное, высокое, что имеется в природе нашего молодого государства.
Разрыв с тем миром, который понятен и близок каждому среднему шведу, скорее декларирован нашими врагами, чем существует в нашем сознании. Я укажу хотя бы на привязанность к семье, которая с особенной силой сказалась теперь, когда русские семьи рассечены войной, истекают кровью. Мать, жена, ребенок - эти слова одушевляют наших солдат.
Шведы помнят Гете, Бетховена. Но ведь не во имя Гете немцы захватили Европу, превратив ее в пустыню и в концлагерь! Шведам стоит задуматься над универсальностью, человечностью русской культуры. Толстой понятен на всех широтах. Чайковский и Мусоргский стали достоянием человечества. Наша современная культура - прямое продолжение русской дореволюционной культуры. Что ближе к культуре Запада - немецкие и финские орудия, которые уничтожают дворцы Ленинграда, или Седьмая симфония Шостаковича, написанная в этом осажденном городе?
Я утверждаю, что
Конечно, национальное чувство с необычайной силой вспыхнуло в сердце каждого русского, когда он узнал, что русские для завоевателей «унтерменши». Пробуждение во всей остроте этого национального чувства не сузило, но расширило духовный мир каждого солдата. Он теперь твердо знает, что история началась не с ним. Комсомольцы восхищенно слушают рассказы о древних русских князьях, отстаивавших Русь от татар, и секретарь партийного комитета с восторгом смотрит на церковь пятнадцатого века, красу старого русского зодчества. Мы защищаем Россию, это теперь знают все. Против нас нет и не может быть русских. Попытка превратить завоевательную войну в «крестовый поход» закончилась фарсом. Теперь об этом говорят уже не бары, но только их глухие и неповоротливые лакеи - Квислинг, Дорио или господа из «Суоми социал-демократен».
Однако расцвет национального чувства не вызвал национальной ограниченности. Наше государство было построено на действительном братстве народов, и это - одно из главных достижений нашей революции. Вот почему Ленинград теперь защищают наравне с русскими и украинцами казахи, калмыки, татары, узбеки, якуты, грузины, армяне, все народы нашей страны. Война - это серьезная проверка. Немцы много веков хозяйничали в Праге. Но разве чехи пойдут брать Ленинград? А казахи (их звали до революции киргизами) теперь отстаивают Ленинград.
Мы с глубоким уважением относимся к культуре других стран. Если мы не понимаем той или иной стороны жизни того или иного государства, это происходит потому, что мы еще не научились все понимать, а не потому, что мы не хотим понимать чужое. Другое дело наши враги: они считают себя сверхлюдьми, а другие народы «неполноценными». Мы идем к другим народам с раскрытым сердцем и пытливым умом, наци идут к другим народам с пустыми чемоданами, виселицами и презрительной усмешкой.
Мы в этой войне защищаем прогресс. Мы отнюдь не считали, что уже достигли идеала. Мы были не музеем, но стройкой. Враг несет нам реакцию, застой, невежество. Мы были юношами, мы не успели созреть. Гитлеровцы хотят нас объявить детьми и поставить над нами нацистских опекунов. Что несет нацистская опека? Феодальный строй без феодальной культуры, отказ от движения вперед, суеверия, рабскую иерархию, невежество, объявленное последним завоеванием «сверхчеловека».
Мы, наконец, защищаем идею человека от тупой машины. Здесь нас должен понять каждый швед. Десять лет тому назад я писал после поездки по Швеции: «Приняв технику, Швеция восстала против ее обожествления. Слепота Далена, глаза маяков, которые сейчас спасают рыбацкую шхуну, не могут быть стерты: они меняют глаза рабочих… Шведы не предали ради комфорта идею человека, чрезмерность чувств, фантазию, природу, умение говорить «да» и «нет».
Нам отвратительны дары цивилизации, построенной на пренебрежении к живому человеку, к его сложности, к его отклонениям от принятой нормы. Против этого восстала природа России.
Таковы двигательные силы нашего сопротивления. Они позволяют нам переживать эти трудные дни. Германия с Европой в обозе навалилась на нас всеми своими танками, бомбардировщиками и вассальным мясом. На один Сталинград брошено тридцать дивизий, полторы тысячи самолетов. Того, что мы ждали весной и в начале лета, не случилось: второй фронт пока остается газетными словами. Мы сражаемся одни, но мы держимся, и мы должны удержаться. Нас не сломят ни потери, ни лишения. Когда защищаешь право на дыхание, на человеческий образ, смерть не страшна. В освобожденных под Ржевом деревнях я видел на женщинах деревяшки с номерами, бирки - такие вешают на коров. Их повесили на шею русских гитлеровцы: перенумеровали рабынь. Уж лучше висеть на виселице!… Срывая с освобожденных эти бирки, мы сражаемся не только за себя, но и за другие народы, за Европу, за человечество. Это я должен был сказать нейтральным шведам. Сердце не государство, сердце не бывает нейтральным.