Летопись в письмах маме. Переходный возраст
Шрифт:
В любом случае напряжение между нами в семье наросло до такой степени и давно, что когда я приходил домой, то получал дополнительное напряжение, а на работе пытался отдыхать и расслабляться (не напиваться, а без алкоголя расслабить нервы, поспать, – на работе я не пью никогда), чтобы не «сойти с дистанции». Это тоже приводило к неприятностям на работе, добавляло проблем дома.
Да, я всегда говорил, что работать мои родители меня научили, а отдыхать нет. Но это можно было бы исправить. Никто этого не хотел. Юле это было удобно! Более того, все наши совместные мероприятия и походы обставлялись таким образом, что потом я о них только жалел. После похода всех вместе в оперетту (приезжали питерские артисты, пацанам страшно этот поход
Все друзья и даже мало знакомые люди все эти годы спрашивали меня, как я это все выношу, хотя сталкивались только с отдельными проявлениями и пунктами моей жизни в семье, с тем, что на поверхности. Кто лучше знает меня и ситуацию, – удивляются, что я столько лет терплю. Я пытался для себя это назвать тем, что называется «нести свой крест», но больше не могу! И зачем?
А было ли что-то хорошее? Наверно, было. Только я не помню. Всякое, что я делал от души извращалось, обсчитывалось, обсасывалось: «Лучше бы деньгами и/или продуктами!» – вот какие были часто ответы, хотя и деньги отдавал, и голодными не были. Подарки Юлей принимались часто без души (это в лучшем случае), – она не слушала ни себя, ни меня, а только чужих людей, которые говорили ей, что этот подарок – это круто, здорово и какой я молодец. «Прозрение» приходило не спустя несколько дней, а через недели, когда у меня перегорали и хорошие помыслы, и горечь за нанесенную обиду, и оставалась только пустота и безразличие. И только после разговоров с теми чужими людьми, после их увещеваний, «квохтаний», похвал в мой адрес, она уже довольная подарком не только не говорила спасибо, а «просто случайно рассказывала мне, что ей сказали там-то и там-то об этом моем подарке».
И денег всегда мало, и принесенные продукты, вещи всегда были не те или не то, что надо!
Дважды я уходил из семьи до рождения Валеры, но мне было очень жаль Вадима, тогда еще маленького. Возвращался, надеялся, что с рождением второго ребенка станет лучше… Не стало. Хотел дождаться, когда Валера вырастет, но… Не так давно я сказал Юле, что не дам загнать меня в могилу (инсульт, инфаркт), как это сделала ее бабушка Катя (мать тещи) своим поведением со своим мужем, на что получил ответ (дословно): «И как же это ты сможешь от этого предохраниться?!?» ? Весело? А меня это здорово задело! Почему ей в угоду я должен ложиться в могилу раньше положенного мне срока? Ведь я так мало жил и видел в этой жизни, стольким поступился для них!
Кстати, я все это не рассказывал никому, – даже себе самому стараюсь не вспоминать, как можно меньше об этом напоминать. Друзья видят все сами, а я давно ищу решения всем вопросам и своим проблемам сам и на стороне. И душевное общение, и радости, и понимание, и ответы на свои вопросы, советы… А теперь и любовь, и дружбу, и поддержку. И самое интересное то, что нахожу!
Оказывается, что Юля с тобой в один из твоих приездов говорила о тех событиях, которые происходили во время подготовки к нашей с ней свадьбы (предшествующих свадьбе, во время и после свадьбы), что ты ей рассказала правду о тех событиях.
И почему-то более 10 лет она не рассказывала мне, что она говорила об этом с тобой более 10 лет назад, что она уже знает правду о событиях после нашей свадьбы, знает чья вина и в чем! Ведь я не знал об этом разговоре, продолжал мучиться невысказанностью, недоговоренностью, нерешенностью этого вопроса, необоснованностью обвинений в мой адрес!
Мне и тогда, и теперь некуда уйти, но терпеть больше не могу! Тем более, что подобное «предложение» уйти с их стороны не было для меня неожиданным, – они давно выталкивали меня из семьи! Неожиданным стала та стремительность, с которой они стали это делать. Я уйду не в полную пустоту, – это нельзя назвать пустотой или нищетой (а полную нищету Юля, как я, не видела – она всегда была ограждена мной и своими родителями от такого: не ночевала на голой кушетке в поликлинике, на стульях на вокзале как я, не голодала из-за полного отсутствия денег!), – и это продлится не всегда! Уверен, что я выдержу и это, и выйду победителем! А какими победителями выйдут они все из этих всех последних событий? Не будут сейчас и/или спустя годы вспоминать с омерзением в своей душе эти события? – Но это уже их проблема. Главное, что победа останется за мной, – и наяву, и в душе!
Мальчиком для битья более не хочу быть! Ни для Юли, ни для ее родителей, ни для кого.
Для себя я решил, что не вернусь к ним никогда.
Они, может, думают, что я стану изгоем, отшельником, но ошибаются. Рядом со мной после моего ухода останутся все мои друзья, даже из числа их соседей. Рядом со мной останутся все те, кто мне верил и верит, кому я нужен, кто нужен мне. Я всегда жил жизнью одинокого волка, но жизнь – такая не предсказуемая штука, что это тоже может поменяться, если я кому-то поверю. Всем смертям и всем назло! И Леночка самый вероятный кандидат, для того, чтобы быть со мной в ближайшие годы.
Я ни от кого из них не прячусь, не отрекаюсь, но для того, чтобы я понял кого-то из них им придется понять меня. Я продолжаю любить своих мальчиков, но жить с ними всеми больше не могу и не хочу. И их последнее заявление только направило и укрепило меня в этой уверенности. Это принципиально, это окончательно, это обдуманно. Если раньше я метался в поисках решения, то теперь я его нашел с их помощью. И решился принять это решение. Спасибо им!
Пусть живут теперь так, как им всем хотелось, – без меня. А я буду сам устраивать свою жизнь.
И пусть жизнь сама расставит все на свои места.
Грустное получилось послание! Ну что ж, какова жизнь! И жизнь с ними в том числе!
Теперь о Лене. Меня неоднократно спрашивают мои знакомые и мои друзья, а не использует ли эта девочка меня, не пользуется ли она моей многолетней психологической травмой и семейной драмой в сочетании со своей молодостью, чтобы как-то «продержаться на плаву», не погибнуть в этом зверином мире, получить возможность и поддержку для окончания института.
Я много и достаточно серьезно об этом думаю, но не могу наверняка ответить на этот вопрос. Не думаю, что она может быть такой искусной актрисой, чтобы играть со мной столько времени, чтобы столько времени и так тонко развивать отношения, как они происходили.
В любом случае, если это даже и так, я поживу с ней столько, сколько получится, – и если она тоже исчезнет, то пойду дальше своим путем, если в этом появится необходимость. Будет обидно и больно, но это уже не так, как было обидно и больно в прошлой семье. Там я строил что-то большое, мощное, капитальное, вечное. А здесь имею возможность экспериментировать, жить для себя. Конечно, я и здесь буду строить на совесть, но, наученный горьким опытом, буду заранее настраиваться на худшее. Не в смысле жить с оглядкой, а просто быть готовым к такому повороту событий. И не потому, что, обжегшиеся на молоке, дуют на воду. Просто для того, чтобы сохранить свою душу в целости и неприкосновенности.