Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова
Шрифт:
— Узнал, — так же заговорщически прошептал я. — И тех других, — кивнул я на весь вагон, — и вас тоже…
— Ну, меня все узнают! — развеселился трубочист.
Паровоз дал гудок, состав дернуло — и маленькая разбойница упала на меня. Наверняка нарочно, потому что по правилам ее должно было откинуть назад, я ведь впопыхах занял место против движения поезда. Еле от нее освободился, так вцепилась она в мою куртку.
За окном проплывал туман, изредка расцвечиваемый летящими от паровоза искрами.
— Интересно, а куда мы едем? — спохватился я.
— В билете написано, — снова подмигнул трубочист.
И хотя переговаривались мы тихо, все пассажиры почему-то услышали и возмущенно загомонили:
— Он не знает, куда мы едем!.. Какой невежа!.. Стыдно, молодой человек!
— Отдайте его мне, — высокомерно произнесла поверх голов дама в короне из сосулек — чего тут скрывать, Снежная Королева.
Я лихорадочно достал билет. Не нем было напечатано, не помню, на каком языке, а скорее всего, на моем родном: «Поезд Х.-К. АНДЕРСЕН. Копенгаген — далее везде».
— Везде? — растерянно поднял я голову. Трубочист весело кивнул. Неужели?.. — я затаил дыхание.
— Да, малыш. Весь мир!
Я даже не обратил внимание на странное «малыш», настолько был поражен.
А весь вагон продолжал мной возмущаться.
— Может, он едет зайцем? — выкрикнул советник в долгополом сюртуке. — Эй, кондуктор!
По проходу тут же проворно подбежала ко мне большая усатая крыса с качающимся в лапе фонарем.
— Паспорт? Давай паспорт! — проскрипела она.
— Лучше проверьте, есть ли у него билет? — опять гаркнул советник.
— Есть! — звонко выкрикнул я и поднял вверх синий листочек.
Все притихли. А трубочист примирительно сказал:
— Друзья, вы должны его простить…
— Он еще маленький! — подхватила, вскочив в конце вагона, пастушка.
И неожиданно увидела моего соседа. Тоже увидев ее, он медленно встал:
— Пастушка!
— Трубочист!
Забыв обо всем, они кинулись друг к другу.
— Да-да… Он еще маленький, — закивали колдуньи и волшебники, короли и приближенные, дамы и господа, крестьяне и горожане, солдаты и чиновники. — Он действительно маленький.
— Я? — Меня возмутило, как давным-давно, шести лет, когда я впервые научился читать, играть в футбол и поэтому считал себя вполне взрослым. — Я? Маленький?!
Два пажа принесли и поставили передо мной большое зеркало в золотой раме. На меня, моргая, глядел из него мальчик, которого я помню только по старым фотографиям, в кожаных тапочках, синих спортивных трусах до колен, майке с большой буквой «Д» и в расстегнутой спортивной курточке. Это был именно я — шести лет.
Я смотрел на себя, а в зеркале мелькали заоконные отражения больших и малых городов, поселков и деревень: Рим — Милан — Лейпциг — Киев — Березовка — Усмань — Париж… Проплыл и мой Курс с известным вокзалом… И повсюду толпы весело кричащих, размахивающих руками и книжками мальчишек-девчонок!
У меня закружилась голова. В зеркале начали тесниться вскочившие гномы, карлики, ведьмы, злодеи — мне стало страшно. Оттолкнув зеркало, я бросился к выходу.
— Держи его! — залихватски засвистела маленькая разбойница.
— Лови! Хватай! — топала за мной шайка зловещих разбойников.
Не помню, как я отворил в тамбуре дверь — трубочист пытался остановить меня — и соскочил на ходу.
…Я стоял у рельсов, смотрел на одинокий фонарь вокзальчика и никак не мог понять, что со мной случилось. Наваждение?.. Я даже не понимал: еще только иду туда или уже возвращаюсь.
Почти невесомо, ни разу не споткнувшись о шпалы, я подошел и поднялся по ступенькам, вылезая из тумана, как из воды, на платформу с причудливыми, похожими на металлические цветы фонарями. Лишь один из них светился вполнакала. Я прошел мимо зеленых скамеек — даже в темноте чувствовалось, что они зеленые, — мимо невысокого железного столбика, сработанного под дерево с отпиленными сучками; на нем был укреплен колокол с веревочкой — он отсвечивал медью от фонаря…
Двери вокзальчика с пыльными узорными стеклами были крепко заперты. За ними стояла кромешная темнота.
Я вернулся к колоколу. Мне вдруг по-мальчишески захотелось дернуть за язычок.
Тусклый звон проплыл по перрону и утонул в тумане…
Я отпустил веревочку, постоял в тишине и побрел обратно.
Только наутро я хватился своего обручального кольца. Потерял! Напрасно при свете дня повторил я внимательно путь к вокзальчику и обратно — кольцо как в воду кануло.
Уже в Москве, вешая в шкаф куртку, я обнаружил в кармане размочаленный синий комочек. Что это? Кажется, какой-то бывший билет, но куда? В знаменитую Глиптотеку — музей, где собраны скульптура и живопись разных стран, — или в обычную киношку, или?.. Кто знает…
Моя жена Ира очень расстраивалась, что я посеял кольцо. Считается, плохая примета. Но однажды мне ни с того ни с сего пришла небольшая посылочка из Копенгагена. В ней — тщательно упакованное, сначала в стружку, затем в вату и наконец завернутое в бумажный листок, было… утерянное кольцо! Пришлось еще и на почте объясняться, что это не контрабанда, а мое собственное, обручальное — глядите все, как оно на мой палец впору! Да и по таможенной декларации легко справиться: уходил в плаванье с золотым кольцом, а вернулся — без.
— Наверное, в отеле забыл, — сказал я, — а они меня разыскали по адресу, оставленному в гостиничной книге.
Ни в каком отеле я, конечно, не был, мы жили на корабле. Но не мог же я заявить, что кольцо у меня украла маленькая разбойница, когда вроде бы по инерции повалилась в вагоне (ведь я внезапно обнаружил то, чего на почте никто не заметил!).
Странно, что ни обратного адреса на конверте — ничего. Только почтовые штемпели. Лишь на том белоснежном листке, в который и было под конец завернуто злополучное кольцо, оказалось в уголке пятнышко сажи.