Летучий голландец
Шрифт:
Банан вспомнил хозяйку добермана.
— А ты?
Вера сняла платье, под ним был открытый белый купальник.
Она тряхнула волосами и пошла к воде.
Океан дышал, размеренно, лениво, и так же размеренно и лениво он принял их в себя, он был спокоен, но даже в спокойствии гнал волны, Максим и Вера качались на них, глядя, как у берега волна вдруг приподнимается, и обрушивается на песок, и стекает обратно, превращаясь в ажурные клочки ослепительно белой пены.
Банан обнял Веру и почувствовал, как она покорно прижимается к нему, но, когда
— Потом, — сказала она; он растянулся на песке рядом и смотрел, как над необозримой гладью воды раскрываются створки красноватой, набирающей силу луны.
— Почему? — с глупой ухмылкой спросил Максим.
— Чуть позже, — сказала Вера. — Опоздаем на ужин.
В ее голосе было что-то не то, и Банан произнес в ответ только одно слово:
— Врешь!
— Знаешь, — сказала она, — тот человек в кофейне…
— Ну и что? — спросил Максим.
— Когда он вошел, мне вдруг стало не по себе… Есть люди, которые приносят несчастье, ты веришь?
— Нет! — ответил Банан.
— А я верю, — сказала рыжеволосая. — От него шел запах беды, а женщины всегда чувствуют запахи…
— А чем от меня пахнет? — спросил Максим.
— Желанием, — ответила Вера. — Если хочешь грубее, то от тебя пахнет сексом. Как от негров…
— У тебя были негры?
Она засмеялась, потом наклонилась к нему и поцеловала в губы.
— А теперь пошли обратно, мы действительно опоздаем на ужин!
Но они не опоздали, они даже успели переодеться и встретились в ресторане, в общем потоке вокруг большого круглого стола, а потом пересекались еще несколько раз — когда брали десерт и когда столкнулись возле стойки с мороженым.
Вера закончила есть первой. Максим смотрел, как она идет к выходу из ресторана.
В дверях она еле разминулась с уже знакомым толстячком, который сменил шорты на светлые брюки, но был все в той же рубашке.
А вслед за толстячком в зал вошел носатый, сейчас он был в очках и гордо взирал на ужинающих, презрительно морщась.
Банан подумал, что этот тип, скорее всего, очередной алкаш; одинокий западный алкаш, который дорвался до двухнедельного отдыха и теперь оттягивается в полный рост, а то, что он мельтешит на пути уже второй день, — так что в этом удивительного, просто так легли карты, и никакого запаха беды, лишь странноватая случайность.
Носатый прошествовал к большому столу, а Максим, доев мороженое, пошел к себе — хотелось курить, а курить лучше всего на лоджии, сидя в шезлонге и глядя на мерцающую в лунном свете гладь воды.
Так он и сделал, а когда затушил сигарету, вдруг почувствовал, что ему хочется спать, свежий морской воздух и плотный ужин сделали свое дело, а все, что было до этого, — и ночной кошмар в Дубае, и странная женщина-Телец, и носатый с запахом беды — лишь миражи, нагнанные ветром из пустыни.
Надо спать. На этой большой кровати.
Таких он еще никогда не видел!
Он и на сей раз не стал включать кондиционер, а оставил приоткрытой дверь на лоджию — если станет душно, дверь можно прикрыть, а кондиционер — включить.
Принял душ и завалился на шелковистую бежевую простыню, вдобавок покрытую каким-то странным геометрическим орнаментом блекло-коричневатых тонов.
И сразу заснул, а проснулся оттого, что в дверь номера постучали, негромко, но он услышал и пошел открывать, даже не удивившись тому, что она сдержала слово и пришла.
И он наслаждался, перебирая длинные, густые темно-рыжие волосы у нее на лобке, а потом вошел в нее и почувствовал, какая она влажная и глубокая, и все было как всегда — он давно уже не искал в женщинах нового, каждая давала лишь то, что могла дать, а могли они все лишь одно и то же.
Но ему было хорошо, хорошо было и ей, она тоже не ждала ничего нового, но от него пахло желанием, а ее приятель задерживался в Шардже, и почему бы не прижаться к этому телу с красивыми мускулистыми плечами и не почувствовать, как партнер заполняет твою ноющую пустоту, она подмахивала ему в ритм, они оба взмокли, волосы у него на груди слиплись, и он чувствовал ее липкие от духоты и пота груди, но не было никакого желания распадаться на две части, вставать и включать кондиционер, тем более что оставалось совсем немного, она уже изгибалась под ним, а ему хотелось кричать, но она вскрикнула первой, и он в благодарность проник еще дальше и только тогда закричал сам.
— Ты действительно любишь Тельцов?! — То ли вопрос, то ли утверждение.
Он поцеловал ее мокрую грудь — вначале провел языком по коже, потом сместился правее и облизал напряженный, затвердевший сосок.
— Мне пора, — сообщила она, вставая с кровати. — Проводишь меня до лифта?
— А душ?
— Не хочу, — сказала она. — Потом, у себя.
Он натянул майку и шорты, подождал, пока она оденется, и вышел вслед за ней из номера, помахивая ключом.
Коридор был пуст, толстый ворс ковра заглушал их шаги.
Они повернули к лифту.
В кресле возле него кто-то спал, отчаянно храпя.
Вера вздрогнула и вцепилась Максиму в руку.
Храпел носатый, видимо, сел покурить, да так и уснул — в пепельнице валялся темный окурок сигариллы, а рядом лежала зеленоватая пачка с надписью «Captain Black».
— Не бойся, — зачем-то сказал Банан, а потом, помолчав, добавил: — Спасибо!
Она ничего не ответила, вошла в подъехавший лифт и помахала ему рукой.
Двери закрылись, носатый вдруг перестал храпеть.
Максим посмотрел на него, тот, в свою очередь, странно взглянул на Максима, потом, покачиваясь, встал, взял со столика свое курево и пошел в противоположный конец коридора.
Максим пожал плечами и двинулся в номер, чувствуя привычную легкость после близости с женщиной, голова была прозрачной и отчаянно хотелось спать, но вначале надо опять принять душ, он закрыл дверь на лоджию, включил кондиционер, поставив регулятор на отметку 24, а потом снял с себя все, вымылся и ничком рухнул на кровать.