Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море
Шрифт:
Дз-з-з-з-з-з-з!!!
– что-то промелькнуло в слабом, выбеленном и размытом лунном свете.
Бах!!!
– тщедушное тело мужичка рванулось вперёд, как будто им выстрелили из берданки.
Хлоп!!!
– твёрдая, как карающий меч, рука с оттяжкой прибила это «что-то» на столе, не оставив ему ни единого шанса на спасение.
– Фу-у-у-ух!!! – довольный проделанной работой, мужичок вернулся на лавку и показал Веньке только что убитую муху, - Видал?
Венька видал. Потому что этот похожий на выстрел хлопок выбил
– Муха, говорю, - мужичок гордо сунул свою добычу под самый нос Веньке, - Я тут на них лучший охотник. У меня и значок от охотничьей организации есть.
Мужичок был именно такой, каким приходил к Веньке во сне: тот же блестящий пиджак, драные, с бахромой, штаны, начищенные лакированные штиблеты. Только теперь Венька заметил, что на лацкане его пиджака сияет круглый, до блеска отполированный значок с нарисованной на нём навозной мухой и надписью по кругу «Отличнику мухобойного труда».
– А вы, собственно, кто? – поинтересовался Венька.
– Сам-то как думаешь? – вместо ответа спросил мужичок.
«Никак я не думаю. Ну вас всех с вашими загадками», - хотел сказать Венька и чуть было не завалился обратно спать.
– Домовой я тутошний, - не дождавшись от Веньки никаких гипотез и предположений, объяснил мужичок, - А ты Вениамин Иванович. Я знаю.
– Все знают. Сорока-белобока кашку варила, деток кормила…
– Какая ещё сорока?! – возмутился домовой, - Какие, к лешему, детки?! Что ты мне тут голову морочишь?!
– Ну…, - растерялся Венька, - Здесь все так говорят. Потому что сарафанное радио…
– Какое-какое радио?! – домовой схватил себя за бороду, выпучил глаза и уставился на Веньку как на слабоумного, - Сарафанное?!!! Скажи ещё, подштанниковое, дуралей! Надо ж, чего выдумал! Не знаешь, что радиосигнал по волнам передаётся? Они так и называются, радио-волны. Потому что радио – оно как море.
– Как море?! – воодушевился Венька, - Скажите пожалуйста!
– Скажу, - кивнул мужичок, - Вот смотри, на море бушуют волны, так?
– Говорят…, - вздохнул Венька, - я не видел.
– Для того, чтобы знать, видеть вовсе и не обязательно!
«Вот и Пантелеймон так же сказывал», - вспомнилось Веньке.
– Радио это бушует и волнуется тоже, - продолжил свою учёную лекцию мужичок, - Волнуется себе, волнуется, потом – раз! – и волну свою как пульнёт! Вроде как из ружья. Опять же, в виде радиовещательного сигнала. А ты говоришь…
– Я не знал, - смутился Венька, - Мы этого ещё в школе не проходили.
– Не проходили! А мозги тебе на что дадены? Там, в мозгах, кстати, такие кривые извилины. У тебя есть?
Венька смущённо потупился и пожал плечами.
– У меня точно есть! Прямо чувствую, как они там извиваются и шевелятся. Даже щекотно, - мужичок хихикнул и дёрнул себя сразу за несколько косичек на голове, - А между извилинами - тоже волны. Только не радио, а другие. Специальные такие волны. Называются – биополе.
– Откуда вы столько всего знаете? – восхищённо поинтересовался у домового Венька.
– Ты уши мои видал?
– Ну-у-у-у-у…
– А ты посмотри, посмотри получше. Можешь даже потрогать, - домовой вытянул шею по направлению к Веньке и придвинул своё огромное мясистое ухо к нему поближе, чтобы Венька мог как следует его разглядеть, - Я ж подслушиваю!
– Что?
– Всё! Всё подслушиваю, подглядываю, вынюхиваю… Нос у меня тоже хорошей величины, не заметил? Я им столько… о… о… о… ещё одна, паскудница, полетела!
Хлоп!!! И новая муха замерла бездыханно под меткой рукой домового.
Глава 12. Очень добрый домовой.
– А бабушка Серафима говорила, - заметил Венька, - что вы даже мухи не обидите.
– Не обижу! – подтвердил домовой, - Никогда в жизни не обижу ни единой мухи!
– Но ведь вы же… только что…
– Что я только что? Что я такого сделал? – обиженно поджал губы домовой, - Давай мы лучше у неё самой спросим. Эй, муха! Я тебя чем-нибудь обидел?
Убиенная муха, поднятая домовым за крыло высоко в воздух, безмолвствовала.
– Ну, вот! – радостно провозгласил домовой, - Она не в обиде! И ты не мели чепухи. Лучше давай с тобой посплетничаем.
– Сплетничать нехорошо. Мама говорит…
– Мама правильно говорит, - согласился домовой, - Но иногда, немножечко, самую малость, для поднятия тонуса, нужно! Как же можно жить совсем без сплетен?!
– Мы же дома как-то живём.
– Скучно живёте!
– И о чём же мы будем с вами сплетничать?
Венька-то сам сплетничать вовсе не умел. Даже ни разу в жизни не пробовал.
– Для начала я тебя спрошу, - домовой потёр руки и довольно заёрзал на лавке, усаживаясь поудобнее, - Вот, к примеру, кто тебе нравится больше, Сима или Фима?
– Сима, - не раздумывая ответил Венька, - Она весёлая, смешная, на балалайке играет.
– Ну да, ну да, - закивал головой домовой, - На балалайке играет, по воздуху аки по суше ходит, нечисть всякую тащит в дом. То эту склизкую Анисью, то всяческих мохнатых пауков. А мне, страдальцу…
Тут домовой громко всхлипнул и так треснул себя кулаком в грудь, что у него развязался и шлёпнулся на пол галстук-бабочка.
– Душа у меня слишком нежная, - вытирая грязным пальцем совершенно сухой глаз, объяснил Веньке домовой, - Не выношу я этого гнуса. Ни жаб. Ни мух… ух… ух… ух…
Хлоп!!! Третья муха пополнила скорбную коллекцию домового. А он меж тем отряхнул преспокойно руки и невозмутимо продолжал:
– С Фимой-то мне лучше. Фима дом приберёт. Киселю наварит. Пирогов напечёт.