Летят Лебеди. Том 2. Без вести погибшие
Шрифт:
Помню, как он однажды вошёл к нам в госпиталь «Сопротивления» и не поздоровался со мной, а сразу начал заигрывать с медсестричкой-француженкой, ну я к нему подошла сзади и дала дружеский подзатыльник со словами:
– Ты почему не поздоровался, Наум?
– Отметил вас, мадам, сразу, но заменил громкую фразу на полупоклон, чтобы не отвлекать и не прерывать скрежет медицинско-инструментальный ритм, – как обычно отшутился он, но при этом покраснел, как помидор.
– Я тебя неделю не видела, как протекает твоя жизнь? – спросила я.
– Неделя была циничной.
– Почему?
– Томительным ожиданием очередной встречи с оккупантами земли французской, и вот наконец сегодня в ночь мы идём спасать детишек! И это очень здорово!
История одной фотографии
На
Матвей из Ленинграда [77]
Я знаю сотни способов вытащить русского медведя из берлоги, но ни одного – чтобы загнать его обратно.
Отто Фон Бисмарк. Канцлер Германии
История о том, как мой боевой товарищ не стал Героем Советского Союза, а стал военнопленным …
Осенью 1941 командовал Матвей канонерской лодкой на Балтике, честно командовал, матросов не обижал, за спины не прятался, бил фашистов, как страна приказывала. В один из выходов в море потрепал его лодку немецкий линкор, здорово потрепал, еле ушли, дымами прикрываясь нырнули в минное поле. Линкор преследовать не стал и отстал на пару сотен кабельтовых от них, в надежде на то, что сами подорвутся или дым рассеется и тогда добьют наших без особых проблем. И принял Матвей решение, вплавь, разгребая мины руками уходить от преследователя, прикрываясь дымом, благо было пока из чего его делать. Октябрь, Балтика, температура воды чуть выше 10 градусов.
77
Бабушка Матвея была финка. После войны, о том времени, рассказывать не хотела, и при каждом вопросе о Блокаде – начинала рыдать. Его мама рассказала почему:
Во время блокады у бабушки умерло двое детей. Несмотря на то, что Матвей воевал, её с родителями и с младшим братом отправили в Сибирь, в ссылку. Тела всех её близких, как и других, погибших в пути, выбрасывали из вагонов, потому в ссылку она уже приехала полностью седой и без зубов – зубы выпали ещё в Ленинграде от цинги. После войны бабушка Матвея родила двух дочерей и дала им имена цветов – Лилия и Роза. Всю оставшуюся жизнь она своим детям была примером во всём – это и бесконечная доброта, и абсолютное спокойствие и ангельское терпение, с доброй улыбкой она переносила любые жизненные невзгоды.
А бабушкина подружка-блокадница, с которой уже познакомились после войны, рассказала ей перед смертью, что во время блокады у неё было двое деток, Вася десяти лет и Аня шести лет. Двоих бы она не смогла прокормить, поэтому она решила не кормить Аню, чтоб выжил хотя бы один… Мне такое даже страшно писать, а не то, что представить каково было этой матери, перед которой встал такой выбор…
Младший братик Матвея рассказывал, как он все недокуренные, растоптанные бычки собирал. Кушать хотелось так, что сводило живот судорогой и темнело в глазах. Он читал в книжках, что пираты жевали табак, он подумал, что вместо еды и стал жевать окурки… Это было ужасно горько, обжигало язык, ворту воняло дня три… Помнит до сих пор…
У его бабушки дед, на старости лет ушёл от неё к поварихе – кушать очень любил, а у бабули всегда было скудно на столе… А у неё в комнате стоял сундук, всегда под замком. Никто из её детей не знал, что там лежит. Только после смерти бабули сундук открыли, что угодно… Но в сундуке были аккуратно уложены крупы, мука, соль, сахар, консервы, свечи, спички…
Кого послать? Боцман пожилой уже, матросики, практически все ранены, он да механик остались. Ну и поплыли они поочередно, меняясь каждые пять минут, по волнам, толкая мины. Тяжелейшее переохлаждение было им наградой, но корабль спасли, минное поле прошли и исчерпав весь запас дымовых шашек ушли от преследования.
По возвращении в Кронштадт всю команду в госпиталь отправили, кого раны лечить, а кого и отогревать. Представили Матвея нашего тогда к звезде Героя, а механика к Красной Звезде.
И вот Матвей отлёживается в госпитале, лечится всеми способами, включая народные-хороводные. И полюбил к нему с задушевными разговорами и спиртом захаживать начальник хозчасти. Земляками оказались, общаются, за жизнь трындят уже третью неделю, аж печень у Матвея стала побаливать. И вот, когда они уже сдружились не разлей вода, предложил ему начальник хозчасти дел провернуть, пайки матросские переполовинить по возвращении Матвея на корабль, а он поможет реализовать, с помощью барыг сухопутных, у него всё отлажено, не первый раз замужем, так сказать. Ну, а прибыль с продажи поделит с ним пополам, так сказать «по-братски, по-честному». Обидно тут Матвею нашему стало, что его приняли за крысу какую флотскую, каких он собственными руками душил на войне, если они ему попадались, какие в Ленинграде голодным блокадникам матросские пайки продавали, ну и не утерпел Матвей и засунул он начальника хозчасти головой в дырку туалета, что на улице, да
Караван PQ–17
Как-то рассказал нам Матвей об одном событии летом 1942 года. Дело было недалеко от Новой Земли, из Архангельска, группе кораблей, где служил Матвей, было приказано идти на встречу конвою, который числился у них под номером PQ–17. Их радист выстукивал по секретным каналам с помощью азбуки Морзе шифрограммы о том, в каком квадрате они их ожидают, но всё было безрезультатно! Перехват же немецких радиосообщений прояснил обстановку, оказалось, что из всего состава конвоя [78] избежали потопления «только три судна, остальные транспорты были уничтожены». Также немцы сообщали, что они ведут поиск оставшихся самолётами-разведчиками и подводными лодками. Они усилили посты, потому что вместе с конвоем могли появиться и немецкие подводные лодки в большом количестве.
78
Конвой PQ–17 состоял из 35 транспортных судов, следовавших курсом в порт Мурманск, они везли сотни тысяч тонн военных и иных сопутствующих грузов, которыми можно вооружить армию, численностью в шестьдесят тысяч бойцов
Мы бороздили море вдоль и поперёк. Но конвоя, вернее остатков конвоя на горизонте так и не увидели. И вот в эфире мы перехватили радиограмму, которая приказывала немецким подводным лодкам идти домой, на базу. Командир принял решение пройти вдоль кромки арктических льдов ещё раз. И вот мы наконец услышали долгожданную морзянку по секретному каналу! Конвой, который теперь, почему-то назывался «Белый Шерман» тоже шёл по кромке арктических льдов навстречу нам, в сторону Новой Земли. Мы им дали наши координаты и дали им команду держать курс на пролив Маточкин Шар.
До места назначения дошли одиннадцать судов. Одиннадцать из тридцати пяти транспортов горемычного каравана PQ–17. После того, как мы их доставили по месту назначения, командир конвоя, по-моему, его звали Лео, рассказал нам, как он переименовал конвой после того, как их бросило бравое сопровождение, как принял решение идти не к берегу, а в сторону льдов, где немцы, из-за боязни столкновения с арктическими льдами, обычно не появляются. Герой, что сказать.
Потом война для Матвея продолжалась на других направлениях, он вернулся на флот, в одном из походов его катер подбили, а его взрывом выбросило в море, фашисты его подобрали. И вот таким образом он попал к немцам в плен, где мы с ним и познакомились.
16 января 1944 года. Шёл третий день советского наступления под Ленинградом. Советские бойцы неудержимою силой пробивали оборону противника. Бывший ученик 155–й школы Смольнинского района Ленинграда, комсомолец, а теперь гвардии рядовой 5–й роты 191–го гвардейского стрелкового полка Иван Куликов 15 января 1944 года шел со своим отделением в атаку. Ворвавшись в траншею врага, гвардеец в рукопашном бою уничтожил больше десяти вражеских солдат. В тот же день его отделение захватило минометную батарею врага, а 16 января – тяжелое орудие, одно из тех, что стреляло по Ленинграду. В бою у села Койрово у Чёрной речки путь советским бойцам преградил немецкий ДЗОТ. Иван Куликов пытался подавить вражескую огневую точку автоматными очередями. Однако это не удалось ему. Тогда он бросился на амбразуру вражеского дзота, из которой стрелял пулемёт, и закрыл её своим телом, заслонил товарищей от губительного огня. Ему шел тогда девятнадцатый год…
Поддерживая наступления пехоты, батарея 96–го гвардейского артиллерийского полка 45–й гвардейской стрелковой дивизии, действовавшей в составе 42–й Армии Ленинградского фронта в течении дня подавила огнём 8 пулемётных точек противника. Но, при взятии Рехколово наша пехота, не овладев полностью деревней, залегла. Немецкие войска вели интенсивный огонь по залёгшим пехотинцам. Командир артиллерийской батареи лейтенант Игорь Михайлович Бойцов, видя критичность ситуации, с группой разведчиков и радистом вырвался вперёди передавал на огневую позицию батареи точные данные для стрельбы. Однако группа отважного лейтенанта оказалась в окружении. Окруженный гитлеровцами, Бойцов отбивался до последнего патрона, а затем, чтобы рубеж не достался врагу, передал по радио свой последний приказ всего из трёх слов: «Огонь на меня!» …