Лев Африканский
Шрифт:
Чтобы не проделывать путь в Тефзу порожняком, я собрал все деньги, какие только были в доме: свои сбережения, сбережения матери и часть наследства Фатимы, что составило четыреста динар, и купил на них четыреста клинков, самых обыкновенных, тех, что фессцы возят на продажу в Тефзу. Когда, вернувшись с базара, я гордо рассказал отцу о своем приобретении, он чуть было не разорвал на себе платье от отчаяния:
— Потребуется не меньше года, чтобы продать столько клинков в небольшом городе! А если люди узнают, что ты торопишься, у тебя купят по самой бросовой цене!
Он был прав, но делать было нечего, я уже объехал всех ремесленников и расплатился с ними. Пришлось заранее смириться с
Накануне отъезда матушка рассказала мне о слухах, ходивших по городу: в Тефзе было неспокойно, султан Феса собирался ввести туда войска, чтобы восстановить порядок. Однако вместо того, чтобы отбить у меня охоту ехать, эти разговоры лишь разожгли мое любопытство, да так, что на следующий день я выступил в путь до восхода солнца, даже не наведя никаких справок. Десять дней спустя я благополучно добрался до места. И угодил в гущу поднявшихся в Тефзе волнений.
Не успел я въехать в городскую черту, как меня со всех сторон окружили и стали осаждать, кто вопросами, а кто и угрозами. Я пытался сохранить спокойствие: нет, я не видел фесского войска на дороге, да, что-то слышал, но значения не придал. Пока я безуспешно пытался пробраться сквозь толпу, какой-то человек высокого роста, одетый как правитель, подошел ко мне. Толпа молча расступилась, пропуская его. Грациозным кивком он поприветствовал меня и представился избранным городским главой, после чего объяснил мне, что до сих пор Тефза жила по законам республики, управлялась советом, состоящим из знатных и почетных людей, не подчинялась ни султану, ни вождю кочевого племени, не платила ни налогов, ни податей и обеспечивала свое процветание благодаря торговле бурнусами, ценившимися в целом мире. Но с тех пор как между двумя противоборствующими кланами вспыхнула распря, сведение счетов стало обычным делом, так что для прекращения кровопролития совет постановил изгнать из города членов клана, явившегося зачинщиком происходящего. Желая отомстить, изгнанные обратились к султану Феса, обещая впоследствии перейти под его протекторат. Вот почему жители Тефзы с минуты на минуту ожидали нападения фесских войск. Я поблагодарил этого человека за разъяснения, назвал себя и цель своего приезда, а также повторил ему то немногое, что слышал об этих событиях, добавив, что не задержусь, только продам клинки и куплю бурнусы.
Он просил меня снисходительно отнестись к приему, оказанному мне жителями города, и приказал толпе расступиться, объяснив по-берберски, что я не шпион, а простой андалузский купец, работающий на генуэзцев. Я въехал в город и направился к постоялому двору. Однако вскоре на моем пути оказались два богато одетых горожанина, о чем-то споривших и поглядывавших в мою сторону. Когда я с ними поравнялся, оба принялись говорить одновременно: каждый просил меня оказать ему честь и остановиться в его доме, обещая взять на себя все расходы, включая содержание слуг и скотины. Не желая никого обидеть, я отказал им обоим, поблагодарив за гостеприимство, и устроился на постоялом дворе, где по сравнению с фесскими было мало удобств; однако жаловаться не приходилось, поскольку уже несколько ночей над моей головой вместо крыши было звездное небо.
Едва я расположился, как ко мне один за другим стали являться городские толстосумы. Один предложил мне обменять мои четыреста клинков на восемьсот бурнусов. Только я собрался согласиться, как другой зашептал мне на ухо, что даст тысячу бурнусов за мой товар. Не обладая никаким опытом в подобных делах, я задумался, в чем причина такого поведения, и пришел к выводу, что, видимо, нынешние события вынуждают ремесленников избавиться от произведенного
Поскольку других дел в Тефзе у меня не было, я засобирался домой. Но, словно любовница темной ночью, удача решила не выпускать меня из своих рук. На следующий день снова явились торговцы, предлагая мне кто индиго [31] , кто мускус, кто рабов, кто кожу и кордуанские сафьяны, и каждый делал десятипроцентную скидку. Мне пришлось докупить четыре десятка мулов, чтобы все это доставить в Фес. В голове у меня была круговерть цифр — выходило, что богатство пришло ко мне с первого же моего дела.
31
Краситель индиго получали из растения indigofera argentia.
На третий день моего пребывания в Тефзе наблюдатели возвестили о подходе к городу армии Феса. Она насчитывала две тысячи всадников легкой кавалерии, пятьсот арбалетчиков, двести конников, вооруженных пращей. Завидя их, испуганные жители решили вступить с ними в переговоры. А поскольку я был единственным фессцем, находящимся в их городе, меня и упросили быть посредником, что, признаюсь, показалось мне весьма занятным. С первого же взгляда командующий армией проникся ко мне дружескими чувствами. Это был образованный, утонченный человек, облеченный властью исполнить самую незавидную из миссий: выдать город жаждущему отмщения противоположному клану. Я попытался отговорить его от этого.
— Эти изгнанники — предатели. Сегодня они выдали город султану, завтра выдадут его врагам. Лучше договариваться с храбрыми людьми, знающими цену преданности и жертвенности, — внушал я ему.
В его глазах я прочел, что он склоняется в мою сторону, однако полученный им приказ был однозначным: овладеть городом, покарать тех, кто восстанет против султана, и передать власть в городе главе изгнанного клана, оставив при нем гарнизон. Но от одного довода он все же не смог отмахнуться.
— Сколько рассчитывает получить за свое покровительство султан?
— Изгнанный клан предложил двадцать тысяч динар в год.
Я быстро подсчитал в уме и сделал свое предложение:
— Городской совет состоит из трех десятков почтенных граждан, к которым следует добавить дюжину богатых торговцев-евреев. Если каждый из них заплатит по две тысячи динар, это составит восемьдесят четыре тысячи…
Офицер перебил меня:
— Годовой доход от всего королевства не дотягивает до трехсот тысяч динар. Как же городку вроде этого собрать почти треть этой суммы?
— Дело в том, что в этих краях есть богатства, о которых чужестранцу не догадаться, жители скрывают их и не стремятся приумножать, боясь, что правители обдерут их как липу. Отчего здешних евреев обвиняют в скупости, как ты думаешь? Оттого что самый малый расход или хвастовство поставят их жизнь и благосостояние под угрозу. По той же причине большое количество наших городов хиреет, а королевство в целом беднеет.
Будучи представителем султана, мой собеседник не мог позволить мне вести подобные речи в его присутствии и попросил меня перейти к делу.