Лев Лангедока
Шрифт:
Мариетта откашлялась.
– Далеко ли отсюда до Шатонне? – спросила она с наигранной беспечностью.
– Три мили, – отвечал Леон, который отлично знал дорогу.
Двадцать минут, не более, и Мариетта окажется в безопасности за стенами Трелье. Леона до безумия пугала мысль о том, как бы Мариетта снова не оказалась в беде.
Мариетта отвернулась, не желая, чтобы он видел, какое у нее сейчас лицо.
– Я очень умелая кружевница, – заговорила она, и только дрожащие руки выдавали ее волнение. – Если в Шатонне нуждаются в кружевницах, я могу быть очень полезной.
– Боже милостивый! – теряя всякую выдержку, со
– Почему?
Мариетта повернулась к нему.
– Потому что я был в отсутствии целых шесть лет. Что скажут люди, если я вернусь домой вместе с вами?
– Вы могли бы рассказать им, что спасли меня.
– И тем самым дать им повод для дальнейших разговоров? Один только намек на колдовство, и вся округа встанет на дыбы!
– Я не стану говорить об этом ни в коем случае.
– Нет. Сплетни возникнут так или иначе, и это причинит боль Элизе.
Мариетте незачем было спрашивать, та ли это Элиза, на которой он собирается жениться. Не только его лицо, но даже голос Леона смягчился, едва он произнес это имя.
– Ну а теперь с Богом, да поспешите, пока не настала ночь!
К ее великому смятению, он махнул ей рукой на прощание, пришпорил Сарацина и направил его на окутанную сумерками дорогу.
Мариетта осталась на месте, глядя ему вслед и думая о том, что представляет собой эта женщина, Элиза, любовь к которой такой человек, как Леон де Вильнев, хранил в сердце более шести лет. Долгие годы, когда бесчисленное множество женщин должно было попасть под обаяние его темных глаз и чувственных губ. Зато она, Мариетта, не поддалась его чарам! Если не считать единственного короткого момента, когда он ее поцеловал, она ни разу не позволила себе уступить его авансам.
Но тут ей припомнилось то, о чем она думала без малейшего удовольствия: как Леон шарахнулся от нее, словно от прокаженной, когда проснулся и обнаружил, что лежит в ее объятиях… Легко гордиться своей невинностью, когда этой самой невинности ни разу не угрожала сколько-нибудь серьезная опасность.
Издалека стены Трелье выглядели определенно негостеприимными. Непрошеные слезы навернулись Мариетте на глаза, и она сердито сморгнула их.
Ну и пускай эта драгоценная Элиза забирает его себе. Ей, Мариетте, он вовсе не нужен.
Проехав сотню ярдов по дороге, Леон натянул поводья и оглянулся. Мариетта не двинулась с места. Она сидела на лошади, и каждая линия ее тела выражала усталость и уныние. Вечерний воздух был очень холодным, и даже Леон в своем плаще чувствовал озноб. Мариетта ужасно замерзнет, пока доберется до Трелье, а где она там будет спать?
Крепко выругавшись, он развернул Сарацина и поскакал назад.
Мариетта услыхала приближающийся конский топот и обернулась через плечо, страшась увидеть облаченного в черное инквизитора или зловещего знатного господина. Но к ней подъехал Леон, с лицом скорее сердитым, нежели доброжелательным, и отрывисто заявил:
– В Шатонне вам будет безопаснее, чем в Трелье! – и добавил безжалостно: – Слава Богу, уже темно, и вас никто не увидит!
Если бы у нее сохранилась хоть малая частица гордости, подумала Мариетта, ей следовало бы сказать ему, чтобы он убирался своей дорогой, однако невозможно проявить гордость, когда ночь так холодна, темна и полна угрожающих теней.
Леон развернул коня в сторону Шатонне, и Мариетта, спрятав подальше
Песчаная дорога пошла теперь вниз, и при лунном свете Мариетта разглядела темные очертания домов и шпиль на церкви. Мариетта не чувствовала в этом полной уверенности, но все же ей показалось, что, когда они свернули на изрезанную глубокими колеями дорогу за церковью, широкие плечи Леона вроде бы расслабились. Ноги у нее саднили, спина болела, но Леон все еще не останавливался. И все-таки, обессиленно подумала она, дом его, как видно, уже недалек.
И вдруг Леон встал во весь рост на стременах, испустив при этом крик радости такой громкий, что Мариетта от неожиданности едва не свалилась с лошади. Впереди замерцал свет фонаря, и раздался ответный приветственный крик. В неровном свете Мариетта увидела старика, который, сияя от радости, бросился навстречу Леону:
– Добро пожаловать домой, мальчик мой! Добро пожаловать! Я ждал на этом месте целых двенадцать часов!
Он взъерошил Леону волосы жестом, который говорил о глубокой привязанности. Стало быть, это отец Леона; он вовсе не похож на знатного дворянина, у него внешность заурядного крестьянина. Мариетте понравилось его лицо, понравилось и то, как ласково он встретил взрослого сына.
– А как моя дорогая матушка, она не спит?
В ответ послышался короткий смешок, и далее слова:
– Да, она не спит с того самого часа, как мы услышали новость. Твоя кузина Селеста тоже здесь, она только и говорит о твоем возвращении, о том, что ты покинул королевский двор.
Только теперь мужчина обратил внимание на Мариетту, которая не двигаясь сидела на своей лошади, и челюсть у него отвисла в изумлении.
Леон повернулся и глянул на Мариетту с полным спокойствием.
– Это мадемуазель Рикарди. Она нуждается во временном приюте.
– Она прежде всего нуждается в одежде, негодник ты эдакий! – выпалил Арман Бриссак в полном восторге от дерзости Леона, который привез в Шатонне свою шлюху. Это же все равно что впустить кота к голубям! Он крепко хлопнул Леона по плечу. – Как хорошо, что ты вернулся, Леон. Без тебя здесь было все равно что в покойницкой.
Мариетта молчала, хотя внутри у нее все кипело от того, в какой бесцеремонной манере он ее представил своему отцу, между тем как последний уже вел по дорожке обеих лошадей, а фонарь так и раскачивался из стороны в сторону в его руке. Несколько минут ей казалось, будто они въезжают в лес, потом она поняла, что они едут по аллее, с обеих сторон обсаженной деревьями, а в конце аллеи виден дворец, сияющий бесчисленным количеством лампионов, что делает его похожим на замок из волшебной сказки. Угловые башенки казались в лунном свете призрачными, был там и подъемный мост, и ров с водой, усеянный цветущими водяными лилиями.