Лев Лангедока
Шрифт:
Но у кобылы слух был поострее, чем у Матильды, и она в безумном страхе уже мчалась вниз по склону холма.
У Мариетты вспотел лоб. Если она побежит, волк набросится на нее, но если затаится, замрет, то зверь, вполне вероятно, пройдет мимо.
– Святая Мария, Матерь Божья, – еле слышно зашептала Мариетта, – молись за нас, грешных, ныне и в час нашей смерти…
Мариетта услышала приближающийся стук копыт, и в то же мгновение потревоженный зверь выскочил из-за деревьев.
Мариетта закричала. Единственной надеждой на
Мариетта слышала свистящее дыхание зверя, смотрела в его налитые кровью глаза. Ей не спастись!
Мариетта прижалась спиной к камням, почти в обмороке от ужаса. Крики ее разносились по пустынной округе. Пустынной, если не считать рычащего зверя. Он приближался к ней, даже не слыша и не замечая Сарацина, который бешено скакал вверх по склону холма в туче пыли и разлетающихся по сторонам камней.
Мариетта была не в силах шевельнуться. Зверь приготовился к прыжку…
– Господи, молю тебя! Господи, смилуйся!
Сердце у Мариетты неистово билось. Неужели она спаслась от костра для того, чтобы быть растерзанной волком?
Волк напрягся, а Мариетта зажмурилась и вскрикнула в последний раз…
Она не видела, как он появился. Минутой раньше здесь не было никого, кроме нее и волка, и вдруг вот он – Леон. Спрыгнул с Сарацина и держит в руке занесенный кинжал. Зверь повернулся, злобно рыкнул и бросился на Леона, но тот успел вонзить в него кинжал. Оба упали. Оба – человек и зверь – были залиты кровью. Волк еще бился в предсмертных судорогах.
Казалось, прошла вечность – Леон, пошатываясь, встал на ноги, а волк так и остался лежать неподвижно.
– О Боже мой! О Леон! Леон! – Мариетта бросилась к нему в объятия, не страшась крови, ничего больше не страшась. – Он тебя ранил? Ты цел? Ответь мне, Бога ради! Заклинаю тебя, ответь!
Леон прижимал к себе Мариетту так крепко, что она едва могла дышать.
– Разве я больше не господин граф? – спросил он ее, не разжимая объятий.
Мариетта обратила к нему измученное лицо и сказала:
– Как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, что я не это имела в виду!
– Я знаю только то, что ты хотела этим показать. Свой гнев и презрение.
– Нет! Это ты только и делал, что гневался! Обозвал меня шлюхой, а я… а я… – Она запнулась, вдруг осознав, что он впервые держит ее вот так в своих объятиях и не собирается отпускать.
– Да? – спросил он ласково.
Кровь была у него на лице и на куртке. Он был ранен, он истекал кровью, но все, что она могла сделать, – это прижаться к нему всем телом, ощущая тепло его крови, от которой промок лиф ее платья. Сердце у Мариетты сжалось, когда она увидела прямо перед собой темные глаза Леона.
– Я полюбила тебя, – произнесла она наконец.
–
У Мариетты подогнулись колени, она упала бы, если б Леон не поддерживал ее.
– А как же Элиза? – прошептала она еле слышно.
– Элиза почувствует боль, но не такую сильную, какая мучила бы ее, если б она вышла замуж за человека, который ее не любит.
– О, Леон, ты правда так считаешь? – Она едва могла дышать. Вся ее жизнь зависела от его ответа.
– Я так считаю, – охрипшим вдруг голосом произнес он. – Мужчины из Эвре были правы, ты настоящая колдунья. Ты околдовала меня в ту минуту, когда я впервые увидел тебя, и это колдовское очарование продлится всю жизнь и даже после смерти, я уверен.
Леон поцеловал Мариетту нежно, и потом еще раз с возрастающей страстью. Она ответила на поцелуй с неистовой радостью – обняла Леона за шею и запустила пальцы в его густые кудри.
– Каким же я был глупцом, – заговорил Леон, когда губы их разомкнулись, и он взглянул на обращенное к нему лицо Мариетты. – И надо же, чтобы меня образумил Рафаэль де Мальбре! Простишь ли ты меня когда-нибудь, драгоценная любовь моя?
– Тут нечего прощать, – ответила Мариетта, все еще чувствуя на губах сладость его поцелуя. – Ты вел себя так по велению чести.
Леон чуть заметно улыбнулся.
– Не совсем, – сказал он. – Ты и святого заставила бы забыть о чести. – И он поцеловал ее снова, на этот раз с жаром и желанием изголодавшегося человека.
Мариетта прижалась к нему всем телом. Казалось, вся его сила перешла к ней, и она поняла, что больше никогда не почувствует страха.
– Чудо, – проговорила она тихо, когда губы Леона коснулись ее лба почти с благоговением.
– Только ведьмы могут творить такие чудеса, – сказал он беспечно, глядя на нее смеющимися глазами.
Мариетта покачала головой:
– Случается, что Бог в доброте своей дарит чудеса тем, кто молит о них.
– И о чем ты молила его, любимая?
– О муже, который так будет любить меня, что ради моего спасения сразится даже с диким зверем.
– Выходит, твоя молитва была услышана и исполнена, – с улыбкой сказал Леон. – Кроме диких зверей, она разумеет также охотников за ведьмами и змей. А меня она приблизила к смерти.
Ужаснувшись, Мариетта глянула на пятна крови на его одежде и только теперь заметила, что куртка Леона и его рубашка изорваны в клочья.
– Ой, ведь ты ранен! Почему ты мне не сказал?
– Потому, что был слишком занят, ведь я целовал тебя, – ответил Леон – и не солгал.
– Откуда течет кровь? Покажи скорее!
Поморщившись от боли, он обнажил грудь, изодранную когтями волка.
– Боже милостивый! – прошептала Мариетта, широко раскрыв глаза, и тотчас принялась осушать раны подолом своей нижней юбки.
– Сначала досталось моей физиономии, теперь очередь дошла до груди, – сказал он, поморщившись.