Лев Незнанский. Жизнь и думы. Книга 1
Шрифт:
Мои постоянные гости и собеседники, получив разовую дозу, более не рисковали заходить. На третий день я захлебнулся и взвыл, когда мой гость, в связи с потасовкой на футбольном поле (смотрели вчера вечером телевизор), узнав от меня, что полгода назад был на поле убит ножом футболист, залился счастливым смехом: "Евреи убили еврея!" Я, взорвавшись до нелюбезности очевидной, пояснил, что здесь не навязывают ни себя, ни оценки.
Я представил информацию, накопленную за год, представил с возможной полнотой вариант и для Израиля, и для Америки: на их выбор. Однако же и этим возмутил.
Разумность решения, что поскольку Сашка не внял, мое дело - сторона, очевидна. Погубила импульсивность моя, сердечность. Мучался, как за себя. Он же -
И все говорит, говорит, заклинает: только пять месяцев, и вещь предстанет пред всем миром! Но ведь опять не повезло, надо посещать ульпан. И т.д. Только пять месяцев! К черту мысли о языке, работе. Нужны только сигареты, деньги на которые скоро будут. А через пять месяцев мир будет лежать у его ног. Увы! Не будет ни сигарет (и ссуды), не будет и вещи. И все они - жиды, выдумавшие иврит (негодяи), ульпаны (бюрократы), не дававшие деньги на курево (еще раз -жиды), загубившие надежды.
10 мая 1976
Иерусалим
Дорогой брат, сердечное спасибо за письмо, сразу потеплело на душе. Я очень, очень благодарен тебе. Отвечаю на вопросы.
Последнее письмо папы получил, в сущности, оно было прощальным и уже с того времени начала образовываться пробоина во мне, а когда пришла телеграмма, я уже был подготовлен к тому, чтобы на несколько недель наглухо задраить жалюзи на окнах и в темноте пытался зарубцевать рану. Я всегда вижу и слышу его совершенно отчетливо, хотя памяти здесь уже нет на что опереться, кроме самого себя. Часто замечаешь (с возрастом это заметнее), что в интонациях, движениях рук, в поведении живут и мама, и папа.
... Ты напрасно думаешь, что иврит не нужен, что он не может сравниться с русским или английским. Это не совсем так. Во множестве стран есть свой, весьма локально существующий язык, таким, скажем, стал сейчас прежде почти универсальный французский. Нет проблем, во всяком государстве жизнь идет на родном, а для внешней жизни почти все знают англит. Так и здесь, как бы ни владел английским, войти в жизнь глубоко невозможно. Конкретность моего мышления и полное отсутствие механической памяти очень мешают, но есть продвижение: медленную бытовую речь понимаю, но говорить стесняюсь.
Дело в том, что в иврите создалось положение, когда есть практически два языка: общения и культуры. Первый - примитивен, второй - сложен, почти как китайский, только ему и уступая, чрезвычайно метафоричный язык Библии, современной литературы и искусства. И каждое слово в нем надо знать "в лицо", иначе не прочитаешь и не поймешь. Он требует огромный объем памяти и чудовищной работы, таким языком овладевают единицы.
Новая квартира находится на востоке Иерусалима, в пяти км от центра, это новый район, Нэви-Яаков, население разноязычное. Перед нашими окнами - Иудейские холмы, переходящие в пустыню, Мертвое море, видимое в ясную погоду и далее - Иордания. Ландшафт - сине-голубой, безлюдный; деревеньки арабские с минаретами. Дорога в город идет через богатую арабскую деревню (городской район) двухэтажных особняков с роскошными машинами, масса магазинов и заправок, а поскольку они работают в пятницу и субботу, то очень удобно.
Волнений в городе не было, хулиганили мальчишки и подростки в Старом городе, избивая камнями полицию и солдат, у которых было единственное оружие - пластмассовые щиты. Все эти забавы мы наблюдали по телевизору, да и знакомые, живущие в Старом городе, видели эти побоища. Хуже было в Хевроне, где пролилась кровь с обеих сторон. Каждый вечер журналисты публично избивали перед телекамерой беспомощного министра полиции. Жаль, что наша поездка в Хеврон сорвалась в те дни, куда были приглашены к одному крупному ученому, демонстративно работающему шомером на кладбище, попросту говоря, кладбищенским сторожем. Зарабатывает очень прилично, не меньше, чем наукой и принимает гостей со всего света, широко используя свое положение для привлечения к тем проблемам общества, которые, по его мнению, не решаются или неправильно решаются.
Действительно, судя по всему, недовольство правительством, более чем ироническое отношение к нему все возрастает. Но, как я понимаю, мир весь настолько остро находится в состоянии неустойчивого равновесия, что любое правительство, опасаясь лавины неуправляемых реакций, будет стремиться сохранить прежнее положение. Вероятно, мы живем в эпоху не радикализма, а консерватизма.
Вот вчера я видел, как в центре Иерусалима смывали несмываемую краску, которой не мраморном фасаде Национального банка был написан лозунг в защиту краних левых, которых судят в Германии. Общество в целом против эксцессов, но среди молодежи, особенно в Израиле, много крайне левых, есть целые кибуцы, настроенные пропекински, изучающие и пропагандирующие Мао. Впрочем, здесь "всякой твари по паре", рядом с нашим ульпаном - кибуц молодых финнов-христиан, и трудно найти народ, не представленный на Святой земле своим землячеством. Все это создает особый колорит общественной жизни, необыкновенно терпимой, говорят, даже слишком. Евреи, как оказалось, народ не только по-детски наивный и доверчивый, но и беззаботный, часто эти свойства оборачиваются бедой. Есть народ - израильтяне, понять, что он из себя представляет, увидеть его лицо без предвзятости, не так-то просто.
К сожалению, Саша Розан, гостивший с женой у меня с 5 по 9 мая со своими жестко определившимися взглядами оказался настолько чужим и мне, и всем окружающим меня, что пребывание привело практически к разрыву. Право, очень жаль, что приехал сюда, еще более - жену, хотя у нее и есть полная возможность на самых льготных условиях продолжить занятия на отделении русской филологии в университете. Сейчас они в Назарете, на всем готовом, но без стипендии.
...Как будешь в Краснодаре, всем сердечный привет и наилучшие пожелания, а тебе - основательно поджариться, с возрастом солнышко все более необходимо. Я так и не прогрелся за год основательно, но уже лето, хотя небо не в пример прошлогоднему, часто хмурится, а в субботу был дождь, что в полном противоречии с Библией, где после Пасхи рекомендуется молить у Бога утреннюю росу, поскольку на дождь надежд нет.
Мне юг действительно пошел на пользу, о суставах уже забыл, да и пищеварение перестал замечать, не говоря о настроении и полном душевном покое. Уже упрекают, что слишком успокоился.
В Европе надеюсь быть в ближайшие два года. Разумеется, ты прав - ничто и никто не забыт, но тоски нет, просто иная жизнь, и, постоянно думая и вспоминая всех, только и приходится вздыхать, что мир так поделен и всех вас нет с нами, иного направления не бывает.
Я надеюсь, что понять несложно: можно иметь настоящее и будущее без отречения от прошлого, да и не требуется это, поскольку дело сугубо интимное. Все письма мне и мои вам - это сама жизнь в ее непрерывности. Не будь их, она бы порвалась, образовав рану, вот тем и возможна наша жизнь, что в человеческом смысле она продолжается без травм.
...Вновь пошел дождь на удивление всем, значит весна еще. Собственно, времена года здесь имеют классическое деление, только контрасты сглажены и переходят без привычной ощутимости, хотя на наших горках суточные перепады компенсируют сезонные.
Израильское телевидение очень похоже на советское, только еще больше, без всякого регламента, разговаривают, иногда по три-четыре часа, как недавно на темы проституции и гомосекса, когда были представлены обе стороны и всякие специалисты, да члены парламента. Перепалки бывают очень острыми, нарушается программа, но это не смущает. Юра Гуревич, регулярно появляющийся (сегодня должен приехать), уже подробно нам разъясняет. Сейчас он готовится к поездке в Кембридж, где будет читать лекции на английском.