Левая политика, № 23 2015. Россия, Украина, Новороссия

Оглавление

5. Пролог великой драмы

РОССИЯ, УКРАИНА, НОВОРОССИЯ

13. Борис Кагарлицкий. Политэкономия украинского кризиса

20. Анна Очкина. Семь нот украинской трагедии

38. Андрей Коряковцев. Заблудившаяся революция (украинский кризис и гражданское общество России)

62. Александр Рыбин. Конец Путина и начало революции?

ПОСТСОВЕТСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

65. Руслан Дзарасов. Российский капитализм: "развитие слабо-развитости”

82. Марк Ткачук. Дорога на Бухарест. Если исчезнет Молдавия…

КНИГИ

103. Полина Алексейчук.

108. Евгений Логинов. Интеллектуал в котле разрывов

112. АВТОРЫ

Номер «Левой политики», посвящённый событиям 2014 года на Украине, борьбе Новороссии и роли России в этих процессах, мы планировали выпустить ещё осенью того же года. Значительная часть материалов была уже собрана, но тяжёлая финансовая ситуация, в которой оказался наш институт, сделала невозможной выход журнала. Шанс возобновить издание появился лишь весной 2015 года. В течение всего этого времени ситуация продолжала развиваться. Однако тексты, написанные по свежим следам событий, по нашему мнению, за это время не утратили своего значения и в известной степени даже актуальности. Более того, ход событий на протяжении первой половины 2015 года в значительной мере подтвердил основные выводы нашего анализа. Поэтому мы считаем не только возможным, но и не обходимым напечатать статьи, подготовленные для очередного номера журнала публиковать без каких-либо изменений.

Это относится к статьям Андрея Коряковцева, Анны Очкиной и Бориса Кагарлицкого об украинском кризисе, и тем более — к статье Руслана Дзарасова, посвящённой иной теме: специфике современного российского капитализма.

Тем не менее, развитие событий на Украине, равно как и углубление социально-экономического кризиса в России, заставляют дополнить этот анализ новыми размышлениями и материалами. Ради этой же задачи в данном номере публикуется и текст Александра Рыбина, первоначально вышедший в «Рабкоре». Путешественник и исследователь, Александр Рыбин в Луганске был не журналистом, а рядовым ополченцем, бойцом миномётного расчёта батальона «Заря». Его репортажи публиковались на нашем сайте в течение 2014 и первой половины 2015 года. И его статья, которую мы помещаем в наш номер, великолепно иллюстрирует смесь надежды и возмущения, гордости и протеста, испытываемых участниками вооружённой борьбы.

За год с небольшим, прошедший от начала массовых протестов в регионах Юго-Восточной Украины до убийства «Луганского Че Гевары» Алексея Мозгового 23 мая 2015, восстание прошло трагический путь от олигархического заговора и стихийного массового выступления, через гражданскую войну и формирования зачатков нового государства к своему собственному локальному «термидору», осуществившемуся не столько по логике внутреннего политического развития, сколько в результате давления Москвы. Трагедия Новороссии с самого начала была предопределена тем, что выступление масс против олигархического капитализма и за социальное государство не могло развиваться иначе, как в условиях геополитического конфликта между Россией и Западом из-за влияния на бывшем советском пространстве, так или иначе подчиняясь логике данного конфликта. Можно говорить о том, что эта логика катастрофическим образом деформировала развитие общественного процесса и самой революции, но надо понимать, что подобная трагическая неизбежность в значительной мере характеризовала также революции прошлого, и уж точно будет характерна для всех революций ближайшего будущего. Не менее трагичным и показательным примером может быть и судьба Арабской Весны, начавшейся с волны народных антисистемных выступлений, но захлебнувшейся под грузом противоречий глобального масштаба. Уже XX век показал, что революции неминуемо сталкиваются с интервенциями, причём эти интервенции далеко не всегда осуществляются врагами революции. Однако уже во второй половине столетия мы видели, как советское вмешательство, давая многим периферийным революциям шанс на выживание, одновременно деформировало их, подрывая освободительные импульсы народного движения, заменяя массовую демократическую инициативу бюрократическим контролем и технократическими решениями. Ещё более это противоречие на глобальном уровне обостряется после того, как с мировой сцены уходит Советский Союз, который, пусть и в извращённой, авторитарно-бюрократической и «квази-имперской» форме, всё же сохранял своего рода миссию социального прогресса по отношению к странам «третьего мира».

Трагедия Новороссии состоит в том, что у развернувшейся здесь антибуржуазной и народной революции не оказалось иного союзника, кроме насквозь буржуазного, олигархического Российского государства.

В своё время Лев Троцкий писал в связи с судьбой СССР 1930-х годов о «преданной революции» и о «советском термидоре». Позднее Герберт Маркузе говорил о «превентивной контрреволюции», которая начинается ещё до того, как в полную силу развернётся массовое движение. Применительно к Новороссии мы с полным основанием можем не только вспоминать все эти термины и концепции, но и говорить о своего рода «превентивном термидоре», который осуществлялся руководством непризнанных республик Донецка и Луганска под давлением их московский союзников, буквально на протяжении всего существования этих государств.

Революция в Новороссии была предана задолго до того, как представители Луганской и Донецкой народных республик вынужденно подписали минские соглашения с правительством Киева, лишая ополчение, Россию, да и самих себя плодов побед, завоёванных немалой кровью на поле боя. Её предавали раз за разом — когда Москва блокировала решения о национализации предприятий, а местные лидеры вынуждено уступали давлению официальной России, когда публично отказались от попыток распространить борьбу на всю территорию Украины, ограничившись сначала «большой Новороссией», а потом отказавшись и от этого лозунга во имя «малой Новороссии», которая сперва свелась к территории ДНР и ЛНР, а потом к огрызкам этих двух республик, оставшимся после весенней кампании 2014 года. Первое Минское соглашение, предотвратившее взятие ополченцами Мариуполя, означало, что и эта «малая Новороссия» не имеет шансов на самостоятельное развитие. Без выхода к морю, без работающей промышленности и собственного крупного транспортного узла Новороссия становилась заложником доброй воли российских чиновников, использовавших её как козырь игре против Соединённых Штатов, Европейского Союза и новых властей Киева. Причём игре вынужденной, которую Москва не хотела ни начинать, ни вести, в которую втянута была простив своей воли и под давлением обстоятельств. Российским олигархическим элитам глубоко безразлична судьба даже собственной страны и населения, используемых ими лишь как источник ресурсов и доходов, реализуемых на глобальном рынке. Тем более безразлична для них оказывалась судьба жителей Донецка, Луганска и других областей соседней Украины.

Совершенно очевидно, что без помощи России обе республики всё равно бы не выжили. Однако ценой этой помощи оказывалось выхолащивание социального содержания развернувшейся борьбы, а сама помощь была сугубо вынужденной: с одной стороны, нужно было что-то противопоставить давлению правящих кругов Запада, пытавшемуся в условиях кризиса решить свои проблемы за счёт экспансии на Украине, а с другой стороны, приходилось считаться с собственным общественным мнением, настроенным решительно на поддержку Новороссии. В то же самое время российская олигархия не только ни на минуту не прекращала экономического сотрудничества с теми, кого сама же публично объявляла «врагами России», но и напрямую участвовала в игре на противоположной стороне. Российские комплектующие массово поставлялись предприятиям, производившим оружие для украинской правительственной армии, российские банки покупали украинские облигации, финансируя войну против Новороссии и участвовали в блокаде Крыма, присоединившегося весной 2014 года к России. В это же время тысячи граждан России ехали в Новороссию с гуманитарной помощью, сражались в рядах ополчения, жертвовали деньги и собирали зимние вещи для беженцев с Украины. Фактически борьба в Новороссии оказалась проявлением внутреннего российского конфликта, своего рода нашей собственной гражданской войной, вынесенной вовне, прологом нового, ещё более масштабного столкновения, которое с абсолютной неминуемостью надвигается уже в самой России.

Убийство Алексея Мозгового в мае 2015 года стало своеобразным политическим рубежом. Убит он был через несколько дней после того, как вместе с бригадой «Призрак» провёл с левыми организациями нескольких европейских стран «Антифашистский Форум» в подконтрольном ему Алчевске. Убит неизвестной диверсионной группой, хотя слишком очевидно, что его устранение мало отличалось от расправы с другим полевым командиром Новороссии — Бэтменом, ответственность за гибель которого официальные власти Луганска взяли на себя совершенно открыто. Убийство, естественно, свалили на украинских диверсантов — отличная возможность для руководителей Москвы и Луганска, чтобы снять с себя ответственность.

Пока Мозговой в Алчевске собирал левых радикалов и антифашистов, в других местах другие люди решали судьбу Новороссии и его собственную. Канцлер Германии Ангела Меркель не просто так прилетела в Москву на следующий день после торжественного парада на Красной площади 9 мая, а Керри не по случайному стечению обстоятельств оказался в Сочи сразу же после того, как немецкая правительница пообщалась с российским президентом. Они нашли в России понимающих и внимательных слушателей. Они договорились с Кремлём.