Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или...
Шрифт:
Старение производственного оборудования за истёкшие 30–40 лет в 2,5 раза говорит о масштабах моральной деградации используемого в промышленности оборудования. К сожалению, аналогичной статистики по другим элементам общественного богатства не ведётся. Но если бы мы смогли оценить аналогичные параметры износа интеллектуального, человеческого, других видов общественного капитала, то получили бы схожие показатели.
Почему мы считаем глобализацию мирового общества и мировой экономики главной среди причин распада СССР? Во-первых, в силу закономерного характера и объективного характера этого явления. Оно имеет более долгосрочный и фундаментальный характер в развитии производительных сил по отношению к другим объективным и субъективным факторами, которые тоже имели место и сонаправ-лено или уточняюще действовали на исторические процессы. Глобализация характеризует факторы развития мира, частью, элементом, подсистемой которого были СССР и его экономика. Возникновение, существование, движение, развитие, исчезновение некоторого элемента, некоей подсистемы в системе определятся в первую очередь функциональной значимостью этого элемента
Глобализация, преобладающее влияние факторов которой на исторические процессы многих стран и регионов мира мы наблюдаем с середины 1970-х годов, не первая в истории. Аналогичный макроисто-рический процесс имел место во второй половине XIX — начале XX веков — тогда он назывался интернационализацией — и закончился он в 1914 году началом Первой мировой войны. Это к вопросу о том, чем может завершиться текущий виток глобализации и может ли она вдруг приостановиться по решениям правительств, вследствие изменения государственных политик или под воздействием антиглобалистских протестных движений.
Если присмотреться внимательнее к концу предыдущего витка глобализации, то мы увидим, что после 1914 года с началом и по итогам Первой мировой войны происходит резкое, трёхкратное, по сравнению с ранее достигнутым уровнем, сокращение интенсивности мирового товарообмена готовой продукцией и ресурсами её производства. Этот факт нашёл отражение в падении показателя отношения объёмов внешней торговли к ВВП в странах мира и в соответствующем падении доли международной торговли в структуре мирового ВВП. Новые, более низкие значения данных показателей продержались в течение 30 лет, динамичный их рост в отношении к прежним и более высоким величинам стал происходить уже после Второй мировой войны. Отмеченные показатели выражают то, насколько глобальным является разделение труда. В противоположность глобализации те периоды истории, в которые разделение труда на глобальном уровне не увеличивается, а сокращается, называют периодами регионализации. Примерно к 1970 году растущая доля международной торговли в ВВП вновь достигает уровня 1914 г. На указанную динамику глобального разделения труда обратил внимание Рэм Белоусов в своей книге «Экономическая история России: XX век».
Фазы глобализации и регионализации взаимодополняют друг друга в мировой истории. Их чередование обеспечивает полноту развития различных территорий мира и живущих на этих территориях цивилизаций. Каждая из этих фаз имеет свои функциональные роли в мировом процессе развития цивилизаций. Роли национальных экономик также отличаются в зависимости от фазы развития мирового общества (его глобализации или регионализации) в конкретный исторический период. В фазе регионализации развитие национальных экономик происходит, прежде всего, через раскрытие потенциалов, обеспечивающих самостоятельность национальных государств, их самодостаточность и, в известной степени, их автономность в структуре мирового общества. Таково было развитие в 1920-1940-е, в меньшей степени — в 1950-1960-е годы. В фазе глобализации развитие получают наиболее конкурентоспособные на мировой арене компетенции национальных экономик. В период глобализации экономическое развитие мира и его отдельных частей состоит в обмене между странами теми продуктами и услугами, в производстве которых каждая из стран смогла сформировать наилучшие компетенции. Наша страна создала в 20 веке собственную индустриальную систему. Эта система помогла ей сохранить свой суверенитет в период регионализации мировой экономики в 1920-1960-х годах. Но она не оказалась конкурентоспособной в период усиления её глобализации в последней четверти прошлого века. Вследствие чего мы и перешли к преимущественно экспортно-сырьевой экономике с сектором местной промышленности и услуг, постепенно переориентирующихся на западные стандарты, и импортом всего недостающего для тех, у кого есть доходы на покупку импортируемых товаров, и в объёмах того платёжеспособного спроса, который они предъявляют.
Продолжают ли в настоящее время действовать в России и в мире те же факторы, которые ранее привели к распаду советской экономики? Да, продолжают. Пока идёт развитие глобализации, по мере расширения её влияния эти факторы только усиливают своё действие. В советское время, когда факторы глобализации обнаружили своё действие в 1970-е годы (а если раскапывать их основания, то и раньше), с усилением их влияния в 1980-х и начале 1990-х годов, прежняя система некоторое время развивалась по инерции, накапливая противоречия. Но в определённый момент центробежные силы в стране, силы распада её прежней хозяйственной системы, разрыва связей между её составными элементами, и образование новых, альтернативных связей между ними, усиленные воздействиями стран-конкурентов с альтернативной социально-экономической системой, оказались больше сил инерции, сохранявших прежнюю в своей основе структуру системы. Когда это произошло, система перестала воспроизводиться в необходимых для своей жизни частях и прекратила своё существование.
Тот факт, что в мире стало происходить снижение средней цены труда как долговременная тенденция, помимо прочего, приводит к тому, что социалистические движения не имеют большого успеха и объективных причин для его появления. Одно дело, когда в начале индустриализации рабочие были передовым классом. Другое дело — сейчас. Рабочие и другие категории трудящихся в странах, где национальная цена труда высока по соотношению цены/качества, и в результате индустриальные отрасли теряют былую конкурентоспособность, представляют собою уже не передовые классы, а людей со схожими потребительскими интересами, стремящихся сохранить цену своего труда на уровне, ставшем не конкурентно высоким. На протестные движения они способны, а на инициацию и развитие до превращения в реальность конструктивной альтернативы — нет. Так можно объяснить не влекущие конструктивных результатов бунты в Греции, например. Их аналог в прошлом — отнюдь не какие-то предреволюционные движения в России в начале 20 века, например, а просто крестьянские бунты. Поскольку спроса на труд, который имеется в избытке и предлагается по цене выше рыночной, таким путём создать невозможно, то и того, что происходило в начале прошлого века — роста профсоюзного движения и укрепления его позиций, создания и успешного развития рабочих партий и иных рабочих организаций сейчас не наблюдается.
Имеющиеся рабочие и вообще социалистические организации и их влияние тихо-тихо умирают вместе с завершением господства индустриального способа производства, потенциал развития которого уже исчерпывается в самых разных его институтах.
В том числе и в науке. Наука — это институт индустриального общества. Научная методология реализуется, помимо многого прочего, на чём я здесь останавливаться не стану, в разделении исследуемого объекта на части с концентрацией в ходе отдельных исследований на скрупулёзном анализе конкретных его частей. В предположении, что другие исследователи в то же самое время столь же качественно, системно и скрупулёзно изучают иные части исследуемого объекта. И что при соединении, синтезе получаемых в ходе такого изучения заведомо частичных знаний можно будет получить в конце концов исчерпывающее на каждый конкретный момент времени по полноте и качеству знание. Синтезирующие полученные частичные знания процедуры, в том числе обеспечивающие сочетающие теоретического знания с практикой, содержательны при наличии качественного анализа большей части актуальных аспектов исследуемого объекта. Когда качественные исследования каждой из частей исследуемого объекта хорошо взаимосвязаны между собой, может быть получен научный результат. А когда стандарты качества исследований разрушаются, необходимые связи между исследуемыми частями реальности рушатся чем дальше, тем сильнее, и чаще результата уже нет никакого.
Особенно критичного уровня такая ситуация достигает сейчас во
многих общественных науках. В них мы во всё большей степени также оказываемся в ситуации, когда каждый исследователь может качественно исследовать исключительно только свой кусочек реальности. Но при отсутствии его взаимодействия с другими исследователями и связей с их исследованиями, пользы нет ни ему, ни обществу. В итоге надёжность и обоснованность гипотез, утверждаемых в исследованиях в общественных науках, неизбежно растёт, а про-иллюстрированность указываемых в работах суждений собранными в их подтверждение систематизировано обработанными фактами с использованием качественных полноценных моделей падает. Не говоря уже о том, что к реализации в практике такое знание имеет всё меньшее отношение и используется больше для критических оценок и полемики. Критика осуществляется с точки зрения науки, как это заявляется, но на деле — с точки зрения распадающейся науки, как по форме, так и по содержанию. Науки, которая так же, как и другие институты индустриального общества, не воспроизводит себя ни в простой, ни в расширенной форме, а всё больше лишь использует ранее полученный и заслуженный другими авторитет.
В текущих условиях глобализации и снижения мировой цены труда цена индустриального труда в России неожиданно для её граждан оказалась слишком высокой для сохранения в стране конкурентоспособного индустриального производства. У наших конкурентов, у того же Китая, цена труда гораздо ниже. То, что мы привыкли сравнивать свои зарплаты с европейскими, а не с китайскими — это наши проблемы. Европейские страны в своё время «потрудились», создали империи и колонии, хорошо их поэксплуатировали и накопили себе капитал. Но сейчас и европейские с американскими тенденции деиндустриализации промышленности и накапливающегося кризиса многих институтов индустриального общества тоже похожи на наши, только осуществляются не такими темпами. Они чаще находятся в том состоянии инерции, которое у нас было в позднесоветском периоде.
Результат высоких цен на сырьё, значительных запасов природных богатств в стране, наличия транспортной инфраструктуры, добывающих и обогащающих производств, относительно высоких по сравнению с азиатскими странами цен на труд равного количества и качества состоит в том, что на доходы, которые мы получаем от продажи сырья на экспорт, мы можем приобрести импортных товаров много больше по стоимости, чем произвели бы сами из того же сырья. Эта ситуация и определяет то, что у нас получилась экспортно-сырьевая экономика. Потому что, если бы мы сейчас стали не продавать сырьё, а производить из него, то мы получили бы огромный минус, а не плюс. Когда мы часто уверены в противоположном и грезим о новой индустриализации, ожидая в результате её реализации подъём экономики, мы не рассуждаем рационально и со знанием дела. Мы просто в таких случаях демонстрируем некомпетентность, вспоминаем старые времена и не учитываем изменений. В первую очередь того, что цена труда сейчас у нас значительно выше мировой. Сравнение национальной цены с мировой ценой на некоторый ресурс в ходе мировой торговли в периоды глобализации и указывает на то, выигрывает страна или нет от международного обмена, если ей есть что предложить на мировой рынок, в каких странах индустриальное производство развивается, в каких сохраняется, а в каких сокращается.