Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или...
Шрифт:
Тут есть та же проблема, как и со всем советским планированием. Советская индустриализация поначалу боролась за количественные показатели и наладила механизмы, отвечающие за количество. Но, по словам Шубина, «справляясь с количеством, советская экономика проигрывала битву за качество». Централизованная система советской индустрии позволяла быстро решать простые задачи. Но как только задачи усложнялись, возникали проблемы. Вопрос о вкусе, который не может быть измерен формальными показателями, очень характерен.
Что же мог сделать Микоян в такой ситуации? То же самое, что делал Сталин — вмешиваться в мелочи и заниматься личным контролем качества. Своего рода деспотическая субъективность, которая оказывалась противовесом бюрократическому формализму. В результате,
Поражает способ, которым на самом высоком уровне принимались определённые решения по банальным вопросам. Я бы никогда не поверил, что такой вопрос, как ассортимент колбас или консервная этикетка обсуждались на высшем уровне. Мне кажется невозможной сцена, когда Микоян приносит в ЦК несколько образцов мыла, а Сталин с командой нюхают его, щупают и даже пробуют на вкус, выбирая лучший вариант для советского народа. Эта сцена — как помесь Ильфа и Петрова с Ионеско. Как принимались решения? Почему Сталин вмешивался на уровне вкуса, запаха и других, на первый взгляд, второстепенных деталей? Неужели вкусы Сталина и Микояна стали и нашими вкусами? До какой степени их пищевые предпочтения повлияли на повседневную жизнь нескольких поколений советских граждан?
Эпизод с мылом — это не фольклор, а цитата из выступления Микояна в 30-е годы. Он бы никогда не позволил себе придумать про Сталина то, чего не было. Такой деспотический стиль руководства принимался и одобрялся страной. Эпизод, который сейчас кажется гротескным и почти невероятным, не вызывает у слушателей ни малейшей иронии. Кроме того, учти, власть своему населению не доверяла. В самом деле, как можно доверять народу, для которого пишут инструкции: „Не надо в доме плевать на пол”. Понимаешь, если этому надо специально учить на государственном уровне, значит, большинство ПЛЕВАЛО и считало это абсолютно нормальным. Поэтому, в разговоре о „России, которую мы потеряли”, надо бы в первую очередь помнить не о дворянско-интеллигентской России, а о той, где люди были неграмотны и их приходилось учить элементарным вещам… Власть выступает не только в роли дотошного руководителя, который не упустит ни одной мелочи, но и в роли воспитателя. И невозможно сказать, где кончается одно и начинается другое.
И вот что ещё меня занимает. Как ты считаешь, в какой степени (прагматично или непрагматично) метод, которым была создана индустрия общепита повлиял и на нашу частную жизнь, нашу частную кухню — «сакральное место» для советского гражданина?
С какого-то момента мы уже перестали думать о том, что эти продукты или эти практики кто-то разработал, внедрил. Для следующего поколения советских людей они стали естественными. Больше того, в 60-е годы, когда многие тяготы сталинского времени ушли в прошлое, некоторые элементы утопии реализовались. Ведь понятно, что сталинское «изобилие» было не более, чем лозунгом. Но три десятилетия спустя некоторые черты советской жизни напоминали то, что для 30-х годов могло быть только идеалом. Та же «Книга о вкусной и здоровой пище», ведь её грандиозный успех относится именно к 60-м.
Но люди уже хотят другого. Им хочется выйти за пределы советской бытовой рутины. И вот сейчас всё это ушло в прошлое, и мы неожиданно испытываем ностальгию. Мы вспоминаем советские мифологические продукты: эскимо, зефир, «тот самый чай» со слоном, любительскую колбасу и жалуемся, что вкус уже не тот… А реклама изо всех сил пытается доказать, что всё осталось по-старому.
Последний вопрос: советская кухня умерла вместе с СССР? Стала ли она музейным экспонатом? А может, развивается и сегодня различными путями?
Я как-то пошутила, что советская кухня сохраняется в закрытых структурах: детских садах, больницах и тюрьмах. В-общем, там, где изо дня в день кормят трёхразовым (иногда сюда добавляется полдник) горячим питанием, причём обед тоже состоит из трёх определённых блюд. Всем известные первое, второе и третье: суп, мясо или рыба с гарниром и компот.
Возможно, это сохраняется в некоторых санаториях и домах отдыха, но в уже сильно размытом виде.
Нынешний «общепит» сочетает и новые блюда, и традиционные. Как в экзотических странах бывает местная кухня, а бывает и «европейская». Так и в наших кафе: наряду с новыми блюдами, без которых молодые люди уже не мыслят своего рациона, подают советский винегрет и селёдку под шубой.
Что касается домашней еды, то она более консервативна. Но странным образом, её стараются готовить, в основном, детям… Картофельное пюре, бульон, котлеты, каши, — всё это, скорее, детское диетическое питание.
В ГУМе есть так называемая «57-я столовая», стилизованная под советскую. На самом деле, это, конечно, — некая идеальная советская столовая, я бы сказала, обогащённая и сильно приукрашенная. Сочетание достижений советского строя с капиталистическим изобилием. Своего рода утопия.
ДИСКУССИЯ
Глобализация, СССР, Россия
Круглый стол «Школы экспертов»
Летом 2010 года в Подмосковье прошёл круглый стол «Роль глобализации в эволюции экономики СССР и России», организованный Школой экспертов. «Левая политика» публикует сокращённую версию материалов дискуссии, которая была интересна, прежде всего, попыткой связать процессы, происходившие в советской экономике и в экономике постсоветской России не только в контексте преемственности между первой и второй, но и в связи с глобальными процессами, разворачивающимися в мировой системе капитализма. В круглом столе приняли участие М.Г. Козырев, Е.Н. Ведута, Б.Ю. Кагарлицкий, В.А. Найшуль, П.О. Лукша, В.В. Игрунов и другие. Публикуя обзор дискуссии, «Левая политика» не ставит перед собой цели полностью осветить все выступления на круглом столе, поскольку для этого потребовалось бы публиковать отдельный сборник. Задача редакции состояла в том, чтобы по возможности выделить темы и мнения, относящиеся к проблематике текущего номера.
Школа экспертов была первоначально создана по инициативе Профессионального объединения управленцев-экономистов КУРС (Корпоративное управление в России сегодня) и Института глобализации и социальных движений. Проектом руководил Ю.Е. Исаев. Впоследствии школа развилась в самостоятельную организацию с собственным устойчивым коллективом и собственной повесткой дня. Задачей проекта является подготовка аналитиков экспертного уровня в области управления социально-экономическими процессами в России в условиях углубления глобализации.
Как отмечал Юрий Исаев, Школа экспертов «рассматривается нами также как некое пространство для взаимодействия старшего экспертного поколения с молодым поколением исследователей и аналитиков, у которых есть запрос на накопленное знание и понимание актуальных вопросов современности, имеющееся у старших коллег. Это своего рода построение интеллектуального моста, связывающего наше прошлое и настоящее с их переживанием, анализом, осмыслением, в будущее, которое так неопределённо и туманно».
В основу дискуссии легли вопросы, которые участники школы направили экономисту Максиму Козыреву, являющемуся одним из инициаторов и идеологов проекта. По мнению Козырева, дискуссии по проблемам общественного развития в России за последние годы деградировали, превратившись в совершенно формальный обмен мнениями или, скорее, высказываниями. «Обычно на научных конференциях мы видим ситуацию, когда человек приходит, читает доклад, уходит, выходит другой, так же зачитывает ранее заготовленное, потом третий… И на этом всё заканчивается. Более или менее случайно заданные вопросы участников к докладчикам не меняют картины. В итоге мы получаем просто набор мнений, высказанных людьми, чаще со степенями.