Левая рука тьмы
Шрифт:
— Я думал, что у меня пойдет легче, — признался он.
Оба мы сильно вымотались и отложили попытку до ночи. Но и последующие старания не принесли нам успехов. Я попытался обращаться к Эстравену, пока тот спал, припоминая, что мой Учитель упоминал о возможностях «посланий во сне» к людям, предрасположенным к телепатии, но ничего не сработало.
— Возможно, у представителей моего вида не хватает способностей, — сказал он. — Ходит достаточно слухов и намеков на то, какой силой и какими возможностями обладает слово, но я не знаю ни одного убедительного примера существования телепатии среди нас.
— Тысячелетиями то же
— Возможно, мы, геттениане, еще не вышли на такой уровень?
— Вы уже далеко превзошли его. Но тут нужен и элемент везения. Как и при первосоздании молекулы соляной кислоты… Или, если прибегать к аналогиям культурного плана — только аналогиям, но и они могут помочь нам — использование конкретной экспериментальной техники при научном образе мышления. В Эйкумене есть люди, владеющие высокой культурой, члены сложнейших по своей структуре обществ, обладающих знаменательными достижениями на самом высшем уровне в искусстве, этике, философии; и все же они никак не могут усвоить, как мыслью аккуратно поднять камень. Конечно, они могут этому научиться. Только за полмиллиона лет они этого так и не сделали… Есть люди, которые вообще не имеют представления о высшей математике, ни о чем, что выходит за пределы простых арифметических вычислений. Любой из них может понять и интегральное и дифференциальное исчисления, но никто из них этого не сделал и даже не попытался. Кстати, мои собственные соплеменники, жители Земли, еще три тысячи лет назад не подозревали об использовании нуля. — При этих словах Эстравен мигнул. — Что же касается геттениан, то я лишь спрашивал себя — многие ли из вас способны к Предсказаниям — хотя это всего лишь часть эволюции мышления — если даже вы научите ее технике.
— То есть, вы считаете, что это полезное свойство?
— Точные пророчества? Конечно, да!
— Но попробовав попрактиковаться в них, вы могли бы прийти к выводу, что они бесполезны.
— Ваша Хандарра восхищает меня, Харт, но и тогда и теперь я пытаюсь понять, не является ли она своеобразным парадоксом образа жизни…
Мы снова попробовали перейти к мысленному общению. Я никогда еще не обменивался посланиями с человеком, который полностью не воспринимал меня. Опыт был обескураживающим. Я начал чувствовать себя, как атеист за молитвой. Наконец Эстравен зевнул и сказал:
— Я глух, как скала. Лучше спать.
Я согласился. Он притушил свет, пробормотал краткую благодарность тьме, нырнул в свой мешок и через несколько минут погрузился в сон, как пловец ныряет в темную воду. Я чувствовал, как он уходит в забытье, словно это был я сам; между нами существовала взаимная привязанность, и я еще раз обратился к нему, назвав его во сне по имени — Терем!
Он сразу же, ошеломленный, вскочил, и его голос ударил меня в темноте:
— Арек! Это ты?
«Нет, это Дженли Ай. Это я говорю с тобой».
Дыхание у него прервалось. Тишина. Он подобрался к печке, включил свет, и я увидел, как его темные глаза со страхом смотрят на меня.
— Я спал, — сказал он. — И мне казалось, что я дома…
— Вы слышали, как я звал вас.
— Вы звали меня… Это был мой брат. Это был его голос, который я слышал. Он мертв. Вы звали меня… вы назвали меня Теремом? Я… Это гораздо страшнее, чем я думал. — Он потряс головой, как человек, приходящий в себя после ночного кошмара, а затем спрятал лицо в ладонях.
— Харт, простите меня…
— Нет, называйте меня по имени. Если вы можете говорить у меня в голове голосом мертвого человека, то вы можете и звать меня по имени! Разве он называл бы меня «Хартом»? О, теперь я понимаю, почему при мысленном общении невозможно лгать. Это ужасная вещь… Ладно. Ладно, поговорите еще со мной.
— Подождите.
— Нет. Продолжайте.
Он не сводил с меня яростного, испуганного, напряженного взгляда, и я снова обратился к нему:
«Терем, друг мой, между нами не должно быть страха».
Он продолжал смотреть на меня, и я подумал, что он не понял меня, но он уловил мои слова.
— Но он все же есть, — сказал Эстравен.
Несколько погодя, успокоившись и взяв себя в руки, он спокойно сказал:
— Вы говорили на моем языке.
— Но вы же не знаете моего.
— Я понимаю, вы сказали, что я услышу слова… И хотя я представлял себе… хотя я понимал…
— Это еще одна грань эмпатии, взаимной симпатии, хотя тут и нет прямой связи. Сегодня вечером она установила контакт между нами. И при настоящем мысленном общении речевой центр в мозгу находится в активном состоянии, так же, как…
— Нет, нет, нет. Расскажете мне об этом потом. Но почему вы говорили голосом моего брата? — не скрывая напряжения, спросил он.
— На это я не могу ответить. Не знаю. Расскажите мне про него.
— Нусут… Мой полный брат Арек Харт рем ир Эстравен был на год старше меня. Он должен был стать Лордом Эстре. Мы… И ради него я оставил дом. Он мертв уже четырнадцать лет.
Некоторое время мы оба молчали. Я не мог спросить о том, что лежало за его словами: эти несколько слов ему и так обошлись слишком дорого.
Наконец я сказал:
— Обратитесь ко мне, Терем. Назовите меня по имени. — Я верил, что теперь у него получится, связь между нами установилась или, как говорили эксперты, фазы совпали, хотя, конечно, он еще не имел представления, как по своей воле преодолевать этот барьер. Если бы я был Слушающим, я бы услышал, как и о чем он думает.
— Нет, — сказал он. — Никогда. Не сейчас…
Но никакой шок, никакие потрясения и ужас уже не могли остановить надолго этот ненасытный стремительный мозг. После того, как он снова притушил свет, я внезапно ощутил, как, спотыкаясь, он пытается добраться до меня: