Лейб-хирург
Шрифт:
— Прошу, ваше императорское высочество! — захлопотал Поляков.
За время нашего отсутствия у стола появились новые стулья, на скатерти — чистые приборы. Поляков хотел усадить Ольгу рядом со мной, но она выбрала место напротив.
Слуги быстро переставили тарелки и приборы. В бокалах запузырилось шампанское.
— За здоровье ее императорского высочества, великой княгини Ольги Александровны! — провозгласил тост Поляков.
Все, кроме Ольги, встали. Она милостиво кивнула, и мы осушили бокалы. Слуги стали Вносить блюда. Я жевал, не чувствуя вкуса, а вот остальные наслаждались.
— У вас замечательный повар, Натан Соломонович! — воскликнула
— В Париже обучался, — сказал довольный хозяин. — Его у меня лучшие рестораны сманивали. Попробуйте фуа-гра, ваша милость! И вот эту пулярку.
— Я уже котлетами наелась, — отказалась Лена. — Места в животе нет.
— Авы выпейте вина, и оно появится, — предложил Поляков.
Все засмеялись, даже Ольга. Похоже, успокоилась. Миша, как я просил, ревностно выполнял поручение: наливал Лизе вина, отбирая бутылку у лакея, подкладывал ей кушанья и, время от времени, что-то шептал в ушко. Новоиспеченная дворянка принимала это благосклонно: то ли нравилось, то ли решила продемонстрировать цесаревне, что ее тоже любят. Эта парочка обращала на себя внимание, я даже заметил устремленный на них удивленный взгляд Полякова. Тосты следовали один за другим. Выпили за кавалерственную даму Елизавету Давидовну, прочих присутствующих женщин (тост Миша провозгласил стоя — набрался от офицеров на фронте), за процветание богоспасаемого отечества и погибель супостата, за князя Мещерского и барона Засса (по отдельности), гостеприимных хозяев…
Пир во время чумы, скажете вы? Торжество на фоне погибших при взрыве? Такова жизнь.
Сначала победа, затем скорбь. «Потом считать мы стали раны, товарищей считать…»
После того как лакеи унесли грязную посуду, Поляков пригласил нас в гостиную выпить кофе и покурить, а затем вернуться к новой перемене блюд.
— Что вы, Натан Соломонович! — возразила Лена. — Смерти моей хотите? Я наелась так, что меня нужно нести.
Все засмеялись. Поляков выглядел чрезвычайно довольным. Он уже совсем осмелел, поэтому предложил руку Ольге и повел ее в гостиную. Лена же, несмотря на свое заявление, резво подскочила ко мне и шепнула на ухо:
— Пой! Что-нибудь о любви и при этом не своди с нее глаз. Не то я ни за что отвечаю. Если бы ты слышал, как она ругала тебя в автомобиле!
М-да. А куда денешься? Попала нога в колесо — пищи, но беги! В гостиную мы с Леной вошли рука об руку.
— Господа! — объявила она с порога. — Валериан Витольдович согласился спеть для нас. У него это замечательно получается.
Заявление встретили аплодисментами. Особенно старался Поляков. Мало того, что его дом посетила наследница престола и разделила с ним трапезу, так теперь еще князь споет. Сам факт предстоящего действа, впрочем, не удивил: в среде образованных людей многие музицируют и поют. Так было и в моем мире. Эту традицию Российской империи переняли и в СССР где детей массово учили музыке. Такой пример. Известный советский гельминтолог, доктор медицинских наук, профессор, автор учебника по топографической анатомии и оперативной хирургии и ряда других работ, Виктор Христианович Фраучи одновременно был пианистом и солистом (!) народной оперы. Первый концерт Чайковского играл, исполнял заглавные партии в операх. Полные залы собирались… А все почему? Родился в 1902 году, базовое образование получил в царской России…
Я осмотрелся и заметил у стены пианино. Подошел, откинул крышку и уселся на вращающийся табурет. Положил руки на клавиши. Что им спеть? Ясное дело, не
Пою, не отрывая взгляда от Ольги. Она зарделась — то ли от оказанного ей внимания, то ли от выпитого вина. Подпускаю в голос тоски:
Как это все случилось? В какие вечера? Три года ты мне снилась, а встретилась вчера. Не знаю больше сна я, мечту свою храню, Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню…Окончание песни публика встречает бурными аплодисментами. Встаю, раскланиваюсь.
— Вы замечательно поете, Валериан Витольдович! — восклицает Лиза. — Не знала.
В ответ получает снисходительный взгляд Ольги: дескать, отвали, это он для меня поет.
Похоже, Ольга окончательно убедилась, что нас с Лизой ничего не связывает.
— Еще, Валериан Витольдович! — требует Лена. — Пожалуйста!
Другие поддерживают. Пою. Аплодисменты, просьбы повторить… Наконец, вскидываю руки вверх.
— Дамы, господа, в горле пересохло!
— Да, да! — суетится Поляков. — Сейчас вам подадут кофе.
Пересаживаюсь на диван у низкого столика. Лакей приносит поднос с кофейником и чашками. Наливаю черную, густую жидкость в тонкую фарфоровую чашечку, пью.
Замечательный кофе! Гертруда варит хороший, но рядом с этим он даже не стоял. Или не булькал…
— Попил?
Ольга. Подошла и присела рядом. Остальные гости разобрались по парам и оживленно болтают. Миша — с Лизой, Поляков — с Леной, а его жена куда-то испарилась. Осторожно ставлю чашечку с недопитым кофе на поднос.
— Слушаю.
— Я хотела сказать… — Ольга выглядит смущенно. — Дворец разрушен, жить мне негде.
Приютишь?
Сглатываю от неожиданности.
— У меня небольшой дом, Ольга Александровна. Гостевая комната одна, я в ней Мишу разместил. Я, конечно, уступлю вам свою спальню, но вряд ли она достойна великой КНЯЖНЫ.
— Ты у нас такой дурак по субботам али как? — ласково спрашивает любимая, и в глазах ее начинают разгораться злые огоньки. — Не понял, что я предложила? Причем, сама?
Научил на свою голову. В период моего недолгого пребывания в Кремлевском Дворце, я прочел Ольге сказку про Федота-стрельца, удалого молодца. Ее многие в России знают наизусть. Она хохотала. Пальцы Ольги вцепляются в чашку с недопитым кофе. Сейчас он полетит мне в лицо.
— Я так понимаю, Ольга Александровна, вы предлагаете возобновить наши прежние отношения?
— Правильно понимаешь! — кивает она. — Есть возражения?
— Сомнения. После того, как я перебрался из дворца в свой дом, вы даже намеком не дали знать о своих чувствах.
— Ты — тоже!
— Мне это категорически запретили.
— Как и мне.
— Но вы могли нарушить запрет. Хотя бы записка со словом «люблю».
_ Аты почему не прислал?
— Мы в разных категориях. Ты цесаревна и наследница престола, а я простой врач.
— С каких пор ты стал обращать на это внимание? В Минске целовал меня, не спрашивая разрешения, а тут заробел? Или другую нашел?