Лейтенант Хорнблауэр
Шрифт:
– За прелестную леди, – сказал Хорнблауэр. Они выпили, и Хорнблауэр беспечно подмигнул Бушу. Это Буша обеспокоило, и он сказал себе, что устал от Хорнблауэровых вспышек. Он решил сменить тему, гордясь, как тактично ему это удалось.
– За успешный вечер, – сказал он, в свою очередь поднимая стакан.
– Своевременный тост, – заметил Хорнблауэр.
– Вы можете еще играть? – спросил Буш.
– Естественно.
– И выдержите еще ряд проигрышей?
– Еще роббер я проиграть могу, – ответил Хорнблауэр.
– Ох.
– С другой стороны, если я выиграю
– Ох.
Это звучало не слишком обнадеживающе, а сверкающие глаза на каменном лице и вовсе выводили Буша из равновесия. Он заерзал и решил снова переменить разговор.
– «Гастингс» снова берут на действительную службу, – сказал он. – Вы слышали?
– Да. Три лейтенанта, все трое выбраны два месяца тому назад.
– Боюсь, что так.
– Но придет и наше время, – сказал Хорнблауэр. – Выпьем за это.
– Как вы думаете, приведет Парри Ламберта в «Длинные Комнаты»? – спросил Буш, отрывая от губ стакан.
– Не сомневаюсь, – ответил Хорнблауэр. Он снова забеспокоился.
– Мне скоро надо будет возвращаться, – сказал он. – Парри может поторопить Ламберта.
– Наверно, – согласился Буш, собираясь вставать.
– Если вы хотите, можете со мной не ходить, – заметил Хорнблауэр. – Вам, наверно, скучно сидеть там без дела.
– Ни за что на свете не откажусь, – сказал Буш.
XX
В «Длинных Комнатах» было людно. Почти за каждым столом во внешней комнате сосредоточено играли в серьезные игры, а из-за занавеса, отделявшего внутреннюю комнату, доносился беспрестанный гул – там играли шумно и азартно. Но для Буша, в тревоге стоявшего у огня, обмениваясь время от времени рассеянными репликами с подходившими и отходившими людьми, существовал лишь один стол, тот, за которым сидел Хорнблауэр в чрезвычайно изысканном обществе. Он играл с двумя адмиралами и полковником от инфантерии. Последний был толстый мужчина с лицом почти таким же красным, как его мундир. Его Парри привел вместе с Ламбертом. Флаг-адъютант, прежде игравший с Парри, был отодвинут теперь на роль наблюдателя и стоял рядом с Бушем, время от времени отпуская невразумительные замечания по ходу игры. Маркиз несколько раз заглядывал в комнату. Буш заметил, что он с одобрением останавливается взглядом на том же самом столе. Неважно, хотят ли играть другие, неважно, что правила комнаты позволяли любому из посетителей подсесть к столу по завершении роббера: компания, включавшая двух адмиралов и одного полковника, могла делать, что ей заблагорассудится.
К невероятному облегчению Буша Хорнблауэр выиграл первый роббер, хотя Буш, не понимая игры, не знал, кто выиграл, пока не смешали карты и не начали расплачиваться. Он увидел, как Хорнблауэр убирает деньги в нагрудный карман.
– Как было бы приятно, – сказал адмирал Парри, – если бы мы вернулись к прежним деньгам, правда? Если бы страна отказалась от этих грязных бумажек и восстановили старые добрые золотые гинеи?
– Да уж, – сказал полковник.
– Портовые акулы, – заметил Ламберт, – поджидают каждое судно, идущее из-за границы. Двадцать три шиллинга и шесть пенсов дают они за гинею, и можете быть уверены, она стоит больше.
Парри что-то вынул из кармана и положил на стол.
– Видите, Бони восстановил французские деньги, – сказал он. – Теперь это называется наполеонодор, поскольку он пожизненный почетный консул. Монета в двадцать франков – раньше мы звали ее луидор.
– «Наполеон, первый консул», – прочел полковник, с любопытством разглядывая монету, прежде чем положить ее на стол. – «Французская республика».
– Сплошное лицемерие, – заметил Парри. – Со времен Нерона не было худшей тирании.
– Мы ему покажем, – сказал Ламберт.
– Аминь, – заключил Парри и спрятал монету в карман. – Но мы отвлеклись от дела. Боюсь, это моя вина. Давайте снимем. А, на этот раз, полковник, вы мой партнер. Изволите сесть напротив меня? Забыл поблагодарить вас, мистер Хорнблауэр, вы – великолепный партнер.
– Вы слишком добры, милорд, – сказал Хорнблауэр, садясь на стул справа от адмирала.
Следующий роббер прошел в молчании.
– Я рад, что карты в конце концов смилостивились над вами, мистер Хорнблауэр, – сказал Парри. – Хотя наши онеры и уменьшили ваш выигрыш. Пятнадцать шиллингов, насколько я понимаю?
– Спасибо, – – сказал Хорнблауэр, забирая деньги. Буш вспомнил, как Хорнблауэр говорил, что сможет проиграть три роббера, если выиграет два.
– По мне ставки чертовски малы, – сказал полковник. – Может увеличим?
– Это решать обществу, – ответил Парри. – Я сам ничего не имею против. Полкроны вместо шиллинга? Давайте спросим мистера Хорнблауэра.
Буш с новой тревогой взглянул на друга.
– Как вам будет угодно, милорд, – сказал Хорнблауэр с напускным безразличием.
– Сэр Ричард?
– Не возражаю, – ответил Ламберт.
– Значит, полкроны взятка, – сказал Парри. – Слуга, новую колоду, пожалуйста.
Буш лихорадочно пересчитывал в уме, сколько проигрышей может позволить себе Хорнблауэр. Ставки почти утроились и будет плохо, если Хорнблауэр проиграет хотя бы один роббер.
– Снова мы с вами, мистер Хорнблауэр, – сказал Парри, глядя на карты. – Вы хотите остаться на прежнем месте?
– Мне безразлично, милорд.
– А мне нет, – сказал Парри. – Я еще не настолько стар, чтоб отказаться менять место в соответствии с выпавшей картой. Наши философы еще не доказали, что это вульгарный предрассудок.
Он поднялся со стула и сел напротив Хорнблауэра. Игра началась по новой, и Буш наблюдал с возросшей тревогой. Сначала обе стороны по очереди взяли нечетную взятку, потом он три раза подряд видел, как Хорнблауэр складывает перед собой большую часть взяток. Потом он потерял счет, но, наконец, с облегчением увидел, что роббер закончен, а у полковника всего две взятки.
– Превосходно, – сказал Парри. – Отличный роббер, мистер Хорнблауэр. Я рад, что вы решились взять козырем моего червового валета. Вам нелегко было на это решиться, но вы поступили совершенно правильно.