Лейтенант Старновский
Шрифт:
А кругом продолжался лесной бой. Бой, где основное значение приобретала смекалка, скрытность, умение маскироваться и обмануть врага. Ну и осторожность, само собой. Это помимо меткости – матери любой победы!
Рядом стрелял Камышев. Он очень тщательно прятался. Стрелял, поспешно высунувшись из укрытия, в общем, только создавал шум и добавлял количество русских в глазах врагов. И то дело. Стрелял же!
Находившийся рядом с ним Черкашин стрелял очень экономно, еле высовываясь из зарослей травы или кустов, долго ждал, а потом старался попасть во врага. Это было хорошо. Свист пуль у виска всегда плохо действует на врага.
Расчетливее всех и увереннее вел себя худенький Женька Воробьев. Он спокойно залег за поваленным деревом и из-под лежащего ствола старой сосны, как из амбразуры ДЗОТа, расчетливо стрелял.
Немец, который достался ему в противники, спрятался за старым дубом, и, быстро высовываясь, стрелял в него, а потом проворно прятался. И так несколько раз. Воробьев то не успевал, то мазал от сильного желания попасть. Наконец он просто пропустил пару выскакиваний врага, приводя в норму дыхание и учащенное сердцебиение, ну а когда успокоился, то уверенно «на раз-два» звякнул пулей по каске немца. Тот тут же уткнулся в землю и больше не шевелился.
Женька радостно закричал:
– Я попал! Ребята, я попал!
Лежавшие рядом гитлеровцы тревожно стали перекликаться на своем гортанном языке:
– Штиля убили!
– Черт бы побрал этих русских!
– У них снайпер!
– Нас обходят!
И тут властный голос скомандовал им:
– Внимание, отступаем! Всем приготовится к броску гранаты!
Лейтенант Старновский, который понимал немецкий, скомандовал:
– Все в укрытие, гранаты!
Бойцы инстинктивно отпрянули назад, кто куда. Полетели немецкие колотушки (они же на длинных деревянных ручках, на колотушки похожи). За их взрывами гитлеровцы начали поспешный отход.
Подняться после взрыва вражеских гранат всегда не просто. Человек просто блаженствует пару-тройку секунд от сознания, что жив, здоров и невредим. Это и помогло немцам оторваться от противника без потерь.
Да и вдоль дороги тоже стрельба потихоньку стала стихать. На этой же стороне придорожного леса вообще наступила тишина.
Вдруг от дороги раздался крик:
– Эй там, в лесу, кто кричал на русском?
Солдаты замерли, прислушались, глядя на командира.
– Мы свои, русские!
– А почто из немецких винтарей шмаляли? – раздался разухабистый голос.
– В бою взяли! Трофеи!
– А что, своего-то не было?
– Только «ТТ» и револьвер!
Но тут снова начали стрелять. Более того, послышались уверенные очереди немецкого пулемета.
Возле дороги послышались вскрики.
Над головами бойцов Старновского густым веером защелкали пули и посыпались веточки, хвоинки и листья.
– Во чешет! – удивился сержант.
Лейтенант скомандовал:
– Не высовываться, потихоньку отползаем назад!
– Там же наши! – тихим голосом проговорил сержант.
– Тут тоже! – внушительно произнес лейтенант.
Все прелести встречного лесного боя на узкой дорожке лейтенант уже успел оценить.
Глава 15. 22 июня 1941 г.
Отряд Старновского отошел на исходные позиции. Раненый в плечо немец лежал здесь и потихоньку стонал. Сержант, оказывается, его только оглоушил прикладом.
– Твою мать, он живой! – как-то сочувственно произнес Васильев, и, обшарив немца, вытащил у него из кармана пачку бинтов, а затем, посмотрев на командира, добавил: – Может, его перевязать?
– А вот это верно, Григорий Иванович. Пленный нам сейчас нужен. Перевязывай его и тащи в тыл, потом его допросим!
Возле дороги продолжал строчить немецкий МГ-34.
– Ну все! Хана нашим. Причесал их немец своим пулеметом! – проговорил сержант.
– Слышал поговорку, против лома нет приёма? – спросил его лейтенант и тут же добавил, вытащив гранту: – Если нет другого лома! Вот с другой стороны и зайдем!
Бой вдоль дороги разгорелся с новой силой и стал смещаться на запад. Складывалось такое ощущение, что наши стали отступать. А у немцев вскоре появился второй пулемет, который застрекотал уже ближе к этой стороне дороги, где затаился отряд Старновского.
– Твою мать, наши отступили, что будем делать, лейтенант? – спросил сержант, который в это время наспех перебинтовывал раненого ножом немца.
Не успел Старновский что-то сказать, как раздался возглас Камышева:
– Немцы!
Сквозь заросли показались перебегающие фигурки врагов. Потом они как по команде залегли, и тут же застрочил еще один пулемёт, срезая кусты и ветки прямо над головами наших бойцов.
– Взвод! – зычно крикнул лейтенант. – Обходи слева! Огонь!
Пулемётчик дал еще пару коротких очередей и замолк. Затем там началась какая-то возня. Немцы готовились к отражению атаки на своем фланге. Наши же бойцы добросовестно открыли огонь. Черкашин и Камышев, спрятавшись за укрытия, просто высовывали винтовки и палили в немцев, не разбирая, куда именно. Лишь бы в ту сторону. Как ни странно, противник тут же снизил темп стрельбы.
Почти сразу же за первой командой Старновский уже тихим голосом сказал:
– Я и Воробьев прикрываем, остальные отползают на двадцать метров назад и прикрывают нас! Поняли?
Сержант, находясь в пяти шагах справа, ответил так же тихо:
– Есть прикрыть! Черкашин, передай дальше по цепочке.
Воробьев, который так и не покидал свою шикарную позицию за поваленным стволом сосны, не стрелял. После взрыва гранат, которые до этого бросали немцы, он затаился и не обнаруживал себя. Наши же чуть отползли. И вели огонь оттуда. Даже лейтенант и сержант палили, хорошо спрятавшись, но не эффективно. Мешали стволы деревьев, кусты и прочие переплетения леса.
– Григорий Иванович! Тащи немца в тыл! Давай уходи!
Сержант с неохотой закинул винтовку за спину, подполз к немцу, и, натужно крякнув, поволок пленного за шиворот.
Солнцев, который не стал стрелять из пистолета, тоже немного отполз назад. Выбрал разлапистый дуб и спрятался за ним, сев на одно колено. Рядом положил две гранаты. Теперь он был готов в любой момент начать их метать. Лежа-то далеко не кинешь. Эвон немцы много накидали лежа-то? Только шум и гром, но зато хорошая маскировка для того, чтобы удрать. Вот и Солнцев приготовился прикрывать отход своих. Ну вот сообразил сразу!