Либретто
Шрифт:
У меня брат моей матери без ног с Афгана вернулся. Офицер и прочее, но без ног вдруг перестал быть нужен государству, а сидит теперь на шее у Родины. Бред какой-то…
Данила слушал его и им овладевали противоречивые чувства. Отчасти, Вадим был прав, но эта правда как-то больно резала уши и ранила возвышенные чувства Даньки – пока ещё просто мальчишки, который начитался умных книжек и смотрел на мир наивными глазами ребенка.
Вадим будто почувствовал это и, взглянув на Даньку украдкой, спросил:
– А ты «воин», да?.. Шашки на
Данила молчал.
– Угадал я, значит… Послушай, ты мне нравишься. Но не лезь никуда на рожон. Я больше, похоже, знаю об этой жизни, чем ты… Наслушался и навидался последствий того, чем нас полоскать там будут. Не обижайся, брат.
– Не обижаюсь. Сейчас-то нет никакой войны…
– Пока – да. Верно?
И Вадим посмотрел на своего нового друга: в его глазах читалась мировая скорбь.
Резкий вопль прапорщика с красной пропитой рожей заставил молодёжь прийти в себя: за разговором они даже не заметили, как в огромные железные ворота въехал старый видавший виды ПАЗик и, развернувшись, встал дверьми к строю новобранцев.
– Тишину поймали, блять! – безумные глаза прапора налились кровью от напряжения голосовых связок. Данила, никогда не слышавший таких громких звуков и откровенных матов, вздрогнул, и впервые ему стало не по себе. В какой-то мере – даже страшно.
– Войны! – продолжил прапорщик. – Это, – прапорщик указал на ПАЗик пальцем, – волшебный автобус. Он – «резиновый»! В него влезете вы ВСЕ!!! – И он расхохотался во всю глотку своей шутке, которую, вероятно, повторял каждый раз. – Бегом к машине – мааааарш!
И сорок молодых лбов ломанулись с визгами и криками в открытые двери автобуса. Все хотели занять сидячие места, но пацаны мешались друг другу в узких дверях и огромные сумки тормозили ребят. Матерки и крики заполнили всё пространство, это напоминало кучу малу, но Даня слышал только хохот того самого прапорщика.
Ему каким-то образом, не задев никого и ни на кого не наступив, удалось сесть у окна и поставить свою сумку себе на колени. Вадим же яростно работал локтями и застрял на выходе из автобуса с двумя будущими спецназовцами ВДВ. Кто-то третий валялся у него в ногах, барахтался и никак не мог встать хотя бы на коленки.
– Эй, ты! Мудила блять! Ты мне локтем чуть зубы не выбил! – рычал один из тех двух.
– А ты не суй рыло мне под локти, – отрезал Вадим. – Скажи спасибо, что при зубах остался.
И Вадим, выдернув какое-то «тело», успевшее приземлиться рядом с Данькой, бухнулся рядом:
– Гуляй, Вася.
– Ты ахуел?!..– возмутился парняга.
– Пошёл ты… – Вадим рассмеялся. – Трогай, шеф! – крикнул он водиле. К этому времени уже все, как кильки в банке, размазались кто – где.
Водитель уж было завёл свою тарантайку, как вдруг кто-то крикнул:
– Стооооой! Бойца забыли!
В этот момент через плац двое солдат быстро несли на руках пьяного, почти невменяемого, будущего ВДВшника. Ребята приняли его в автобус, ПАЗик чихнул, дёрнулся с места и заглох.
Хохот и колкие шуточки в адрес водителя и его машины посыпались отовсюду, но и перегруз был на лицо. С третьего раза водителю все-таки удалось стронуть с места просевший автобус и весёлые «запахи» покатили на ж/д вокзал.
***
Ни Данилу, ни Вадима на вокзале никто не провожал. Но к другим ребятам приехали родственники и было довольно людно. Два друга сидели рядом и сквозь запотевшее окно поезда наблюдали за провожающими… Кто-то наставлял свое чадо служить хорошо, кто-то ноги держать в тепле. Кто-то –не пить в дороге…
Красный, будто раскалённый на сковороде, диск зимнего солнца быстро катился к закату. Спустились сумерки, и до Данилы медленно, но верно и неизбежно, дошло, что всё это – по-настоящему. Игры кончились. Обратной дороги нет. Ему безумно захотелось увидеть маму, обнять её и…вернуться – назад… Сквозь прикрытые веки закапали слёзы, окно расплылось, будто в сказке. Им овладело тепло. Тепло какого-то особого рода, как бывает в детстве, когда ты нашкодишь, получишь за это по заднице и, убежав в свое убежище, вдоволь в нём наплачешься от обиды, досады и боли…
Он заснул.
– Даня, проснись… Эй … – услышал он сквозь сон голос, но никак не мог открыть глаза. Ему казалось, что пришла мама и будет его куда-то, а он так устал и не хочет вставать, что… – Просыпайся, боец.
Он открыл глаза и увидел лицо своего друга.
– Что такое?.. – Даня сглотнул слюни и вытер щеку.
– Новосибирск. Надо пересаживаться, дружище.
Пока Даня спал, бойцы спецназа ГРУ вышли в Бердске. ВДВ собирались пересаживаться на поезд до Улан-Уде, а спецназ Внутренних Войск ждал поезда до Москвы.
Вновь после тёплого помещения они с сумками на горбушках оказались на морозе. Была уже ночь, но платформа, ярко освещённая фонарями, дарила иллюзию тепла.
– Блин, есть уже охота, – прошептал Данил.
– Сейчас «устаканимся» в поезд снова и откроем наши балабасы, – улыбнулся Вадим и его передёрнуло от холода.
– Построились! Бегом. – Высокий и стройный старлей отдал команду чётким голосом. По возрасту ему было лет около тридцати. В его сопровождении они приедут к месту службы. 13 новобранцев вытянулись в одну линию. –Так… Никого не потеряли?
Он пофамильно зачитал список, всё откликнулись: «Я!».
– Отлично. Поезд номер 1267 «Новосибирск – Москва» прямо перед вами. На нём едем дальше… Сейчас по одному проходим, размещаемся в начале вагона – там наши 14 мест. Пить двое суток до Москвы я не рекомендую, но и не запрещаю – служба раем вам не покажется, это уж точно. Но всё должно быть в рамках приличия. Кто-то начнет вести себя неподобающим образом, лично отпизжу и всю службу потом не спущу глаза с отморозка. Ясно?
– Так точно, товарищ старший лейтенант!