Лицей. Венценосный дуэт
Шрифт:
— За то, что допустили чужих на территорию лагеря, я с вами ещё разберусь! А вы, быстро отсюда! — свои слова подкрепляю напирающей на мальцов грудью кобылы Жизель.
— Это наш берег, мы тут рядом живём, — старший отступает, но пытается заявлять свои права. Младший предусмотрительно отбегает шагов на пять.
— У тебя, салаги, никакой территории быть не может, — заставляю его отступать с ускорением, над его головой угрожающе свистит стек. А когда слегка шлёпаю наглеца по плечу, тот переходит на быстрый шаг, напоминающий бег.
— Эге-гей! — ставлю Жизель на дыбы, пускаю
Стек, которым я пару раз легонько приложила старшего парнишку, это лёгкая приправа. Пословица «Пекший конному — не товарищ» не на пустом месте родилась. На уровне инстинктов человек испытывает страх перед всадником. Искусный всадник подобен кентавру, существу многократно сильнее и крупнее человека. Я замечаю в глазах наших мальчишек горделивое восхищение нами, великолепными всадницами и какое-то особое, ранее не виданное, почтение. Оно замешано на лёгком страхе, опаске перед нами. Древний животный инстинкт шепчет из глубин подсознания: тот, кто выше и сильнее, тот старше, его надо слушаться.
— Чего это ты так? — спрашивает Ледяная, когда местные изгнаны. Несколько парней рядом тоже недоумевают.
— Чужих в лагерь впускать нельзя. Это основы безопасности. Если пускать, только под постоянным приглядом…
Приходиться объяснять элементарное. Какие они всё-таки дети!
— Они давно тут? — выяснилось, что с полчаса, — всё проверьте, не пропало ли чего. Знаю я этих деревенских…
Отходим в сторону луга, рассёдлываем лошадей, спутываем, пусть пасутся. Нам сегодня разрешили их до утра прогулять. Животным в радость, на воле попастись. Чуть позже их напоим, а пока обтираем от пота и пены.
— Вика, — хихикаю я, — осторожнее с гениталиями своего Ганнибала. А то возбудиться и начнёт крыть всех подряд.
Возвращаемся в лагерь. Подзываю Артёма, озадачиваю на предмет присмотра за лошадьми и в целом лагеря.
— Артём, ты как капитан лейб-гвардии должен постоянно о караульной службе думать, — наставляю я, — смена по два часа. На посту по двое. Тупо стоять и бдить необязательно. Пусть делают, что хотят, но окрестности должны быть под контролем. Кто-то приближается, один сообщает тебе или заместителю.
Нам, четверым девчонкам, — с нами Алёнка, — разбили отдельную палатку. Начинаю придираться. И место мне не понравилось, и не окопали на случай дождя. Есть ещё один момент, который даже опытные туристы не все знают. Но этим позже займёмся.
Сдержанно хмурясь, мальчишки переносят палатку ближе к деревьям, срезают лопатами кочки и неровности, окапывают по периметру. Вот теперь можно сбросить джинсы, топик и кроссовки, оставшись в лёгком купальнике.
Рыбные места нам показали, конечно-конечно, я даже поверю… минут на пять. Рыбную ловлю организовала опять я. Парни с бреднем пошли вдоль берега на максимально возможной глубине. Десятка два, снабжённых палками, сухими ветками и чем попало, проплыли подальше. Выстроила их цепочкой по дуге, концами, опирающимися в группу с бреднем и через метров сорок в берег.
Похоже на загон волков или другой дичи. По моей команде цепочка начала лупить палками по воде. До этого они тихо на месте торчали.
Через какое-то время манёвры повторили, потом ещё. Короче ведро рыбы на уху у нас есть.
— Начинайте рыбу чистить. Как котёл закипит, огонь убавить и закидать рыбные головы… — оставив инструкции, ухожу с девочками к лошадям. Через пятнадцать минут рысью возвращаемся на пляж и с наслаждением, общим для нас и коней, врезаемся в блаженно прохладную воду. Ниже по течению, разумеется. Его здесь почти нет, это как бы проточное озеро, настолько широко разливается река.
Загоняю Жизель в воду так, что над поверхностью только я и её шея. Плещу на неё, смываю остатки пота, отгоняю надоедливого слепня. Вот сволочь! Ага! Поймать не смогла, но врезала здорово. Обидевшаяся мелкая тварь, возмущённо гудя, улетает.
После купания отводим их к своей палатке, где мажем репеллентом. Всё, теперь можно их выпускать на лужок.
— Вашества! — с докладом о готовности ухи подбегает Паша.
Следующий эпизод приводит всех мальчишек в полный восторг. Подхожу к тридцатилитровому котлу с чекушкой водки и выливаю её туда.
— Помешать, дать полчаса настоятся и можно употреблять.
Народ с энтузиазмом тащит котёл в шатёр. Там подвешен фонарь, солнце уже заходит, антикомариный тлеющий репеллент даёт еле уловимый запах.
Мальчишки согласно моим приказам ещё одну вещь сделали. Нарезали килограмм двести травы. Подложили под нашу палатку, я полила водой и накрыла плёнкой. Ночью трава начнёт «гореть». Свежая влажная трава начинает интенсивно кваситься или гнить, не знаю, как правильно сказать. При этом она разогревается до 30–35 градусов. Ночью ожидается до 15, вполне может до 8-10 опуститься, но мы будем спать в тепле…
Никогда не ела такой вкусной ухи! Мальчишки глаза заводят от удовольствия. Ледяная по виду невозмутима, как всегда, но чашку очищает полностью. Откидываюсь на охапку травы, прикрытой чьей-то курткой. Класс!
— Кое-что забыла рассказать о деревенских… — лениво начинаю я.
— Ты как-то грубо с ними обошлась, — упрекает мягкосердечная Юля.
— Понимаешь, они народ простой, намёков не понимают. Если их спросить, не беспокоятся ли о них родители, они заверят тебя, что нет. И будут продолжать торчать рядом и совать всюду свой нос. Поэтому им прямо надо сказать: пошли вот отсюда. И даже этого мало, надо убедить, что оставаться опасно и больно. Тогда уйдут.
Вижу, сомневаются.
— Грибные и рыбные места. Вы наивные юноши. Неужто вы действительно думаете, что они покажут их первым встречным городским? Да они даже соседям своим хорошие места не покажут. Зачем? Они сами будут там рыбачить, к чему им конкуренты? Грибные места — то же самое. Дам один совет. Если вам деревенский покажет куда-то и скажет, что там грибов видимо-невидимо, можете смело туда… не ходить. Там нет ничего, кроме поганок и мухоморов. Лучше сразу в обратную сторону идти, даже наобум. Вы меня хорошо поняли, наивные чукотские юноши?