Лицей. Венценосный дуэт

Чернов Сергей

— Ну, вот и всё, шеф, — рычит Степан, — живьём тёлку не попробовал, зато полежишь с ней вместе. Очень долго.

Только почему-то страха в глазах шефа не видать. Холодное презрение и всё. Что, смерти не боишься?

— К-х-м, ш-што и совесть даже не кольнёт? — начальство шутить изволит? Перед смертью? Силён!

— Говорят, к-х-м, — шеф изо всех сил напрягает шею и давит на руку подбородком. Пустые хлопоты.

— Говорят, совесть в сердце колет, но до сердца я потом доберусь, к-хм… тебя она сейчас в печень ударит.

Степан замирает, чуть скашивает глаза.

В бок действительно упёрлось что-то очень острое. Он инстинктивно пытается отодвинуться, но колющее ощущение не проходит.

— Нет-нет, к-х-м, стой спокойно, — глаза Алекса ни на грамм не изменяют своего выражения. Такое же холодное презрение.

— К-х-х, и пальчики ослабь, — эту команду тоже пришлось выполнить.

— Вот теперь поговорим, — шеф ухмыльнулся как-то совсем гадко. — Придушить ты меня можешь. Только затратишь несколько минут, а мне две десятых секунды хватит, чтобы твою печень на шампур насадить.

Прав он, прав, сука! Конечно, могу и кадык ему вырвать, но он быстрее меня нашинкует, я уже на пере сижу, — в голове Степана бушует паника.

— Шеф, давай разойдёмся по-хорошему. Я тут всё приберу, а ты легавым меня не сливаешь.

— И становлюсь твоим сообщником? И что я буду с этого иметь, кроме проблем? Нет! По-другому сделаем.

— Как? — пальцы уже убраны от горла и не держит Степан шефа, но острие стилета по-прежнему упирается в бок.

— С этого момента ты делаешь всё, что я скажу. Без разговоров и споров…

— Если легавым не сдашь…

Алекс, уже по-хозяйски разворачивает Степана, теперь он стоит спиной к берёзе, а стилет щекочет его под подбородком.

— Стёпа, никаких если. Скажу сдаться полиции — пойдёшь и сдашься. Последний раз спрашиваю: подписываешься или нет?

— А если нет?

— Прирежу, — в глазах шефа никаких сомнений и комплексов.

Алекс Прохоров.

А куда он денется? Никакие, самые естественные, условия мне принимать нельзя. На кой мне условное подчинение, мне нужно абсолютное. Иначе, иди туда же, по тому же маршруту, по которому девицу отправил. Мне даже ничего за это не будет. Застал на месте преступления, подвергся нападению, при самозащите прихлопнул маньяка. Помурыжат, конечно, но отпустят. Близких родственников у него нет, чтобы превышение самообороны мне приклеить. Так что я и не рискую ничем.

Пришлось задержаться. Тиха украинская ночь, но тело надо перепрятать.

Идём вглубь лесочка.

— Давай здесь, — хорошее место, не пригорок, не низинка, кусты всё закрывают. Стёпа с облегчением кладёт девицу.

— Кстати, деньги у неё забери… давай сюда, — взамен отдаю лопату. Забавно. У девицы только мои пятьсот рублей, больше нет. Всё ясно, зафрахтовали на ночь и не заплатили. Вот она и недовольна была. Скорее всего, она без прикрытия работала, что нам на руку.

Сам он всего не сообразит, слишком тупой. Поэтому и пришлось с ним идти. Яму надо копать не меньше метра глубиной, при засыпке утрамбовывать, грунт ляжет плотнее, горба не будет. Предварительно дёрн срезать, потом обратно уложить. Землю на кусок брезента,

опять-таки, чтобы следов раскопок не было. Чёрта с два бы он додумался.

Больше часа ушло на земляные работы. Но Стёпа пашет с энтузиазмом. Сильно он мрачный был, пока мы не пошли обратно от машины с лопатой и брезентом. Только тогда сообразил, что к чему.

Едем домой.

— Стёпа, — надо расставить точки над всеми «ё», — ты понимаешь, что накосячил? Во-первых, влез на девицу поперёк начальства. Во-вторых, мне ничего не оставил. И самое нехорошее: напал на меня.

Угрюмо молчит, крыть нечем.

— За всё это плата одна, Стёпа. Семь бед — один ответ. И эта плата — твоя жизнь. Сейчас вот выведу тебя из машины, ткну ножичком и уеду. А ты даже пальцем не пошевелишь против. Тебе всё ясно?

Кивает. Морда мрачная такая, но кивает. Настроение снова улучшается. Пословица «то ни гроша, то вдруг алтын» мне не подходит. У меня другое. Сто рублей в кармане и вдруг клад. Ни за какие деньги на всё готового помощника не купишь. Нет таких магазинов. А мне — повезло.

10 мая, суббота, время 15:35

Москва, «СМЭ № 3».

— Хороший аппаратик, — показываю укушенным пирожком в сторону «Ангары», красивой и компактной печатающей машинки, — но это уже вчерашний день.

— Вот так, Стеллочка, — «грустно» обращается к помощнице Кругленький, — вот так работаешь, работаешь, честно и не жалея сил, а тебя — раз! И во вчерашний день запишут. И-и-е-э-х!

«Грусть» не мешает Семёну Григорьевичу добить пирожок, — с мясом, между прочим, — и накинуться на следующий. Стелла оказывает почтительные знаки внимания пирожкам с яблоками. Мне одного хватит, я не питаться сюда пришла.

— Вам надо компьютер купить, — предлагаю я и осматриваюсь, — вот только куда его поставить?

Меня смущает обилие кафеля, как в душевой. Проясняю вопрос, точно! Санитарка тут, не стесняясь, поливает всё из шланга.

— Да мы, бывает, и сами грешны, — признаётся Кругленький. — Но ты ж понимаешь, кровищи, иногда, кровищи… не руками же тряпкой возить, да выжимать.

— Ты лучше скажи, когда на работу выйдешь? — Кругленький, несмотря на отсутствие в своём прозвище острых выступов, ставит вопрос ребром.

— Последний день учёбы — 25 мая, несколько дней надо дух перевести… с 1 июня давайте?

— Свершилось! — торжественно поднимает палец вверх, а потом наклоняет его к Стелле, — исполнилась твоя заветная мечта уйти в отпуск в июне. Падай ниц! И целуй ноги этой чудесной девочке.

На последней фразе Кругленький снизил изначальный пафос до мелкой обыденности.

— Не надо ноги, — смущаюсь изо всех сил, и протягиваю Стелле руку, с поблескивающими следами жира от уничтоженного пирожка, — достаточно руку моему высочеству облобызать.

Кругленький фыркает от приступа восторга, Стелла опасно сверкает глазами, но наклоняется к моей руке и вдруг страшно обнажает зубы. Одёргиваю руку, непроизвольно взвизгнув. Кругленький заходится от хохота. Мы со Стеллой хихикаем.